Я опешил.
– Но почему никто мне об этом не сказал?
– Антон, пункт четырнадцать один семь вашего трудового договора допускает введение новых функций в ходе регулярных обновлений прошивки устройства без уведомления носителя. Зачитать?
– Нет… Не надо тратить наше общее время. Я и так уже, похоже, опаздываю. Давайте уже закончим этот ёбаный день. Говори кодовую фразу.
– А что ты для меня за это сделаешь, ковбой?
Далеко не сразу я сообразил, что сказанная Натальей фраза и была кодом. Мной овладело странное чувство, отдалённо напоминающее эффект дежавю: в недрах сознания зародилась не пойми откуда взявшаяся мысль: «Будущее светло и прекрасно…», которая, по принципу цепной реакции, начала вытаскивать на бурлящую поверхность разогретого мозга другие, новые мысли. Я почти физически ощущал, как речевое облако слов и фраз настойчиво занимает всё свободное пространство в моей черепной коробке. Голову сдавило, сжало до ярко выраженной боли. Так бывало во время острых приступов мигрени, которыми я страдал в старших классах уральской гимназии.
Тогда я быстро прознал, что травка помогает несколько ослабить мучения, и плотно на неё подсел (захочешь найти дилера – найдёшь и в закрытом военном городке), за что и был столь же быстро отчислен под конец десятого класса, к тому же я учился на одни тройки. Но мне повезло: отца вновь откомандировали, а директору гимназии было выгоднее подписать бумагу о переводе нерадивого ученика в другую школу, чем признать, что в его авторитетной обители знаний учатся такие долбоёбы, как я.
Моя история с Агнией закончилась тогда же – и даже та древняя книга, на которую мы наткнулись в библиотеке и которую я выкрал, чтобы подарить на день рождения возлюбленной, не помогла сохранить наши хрупкие отношения. Позже выяснилось, что это была копия (поверить, что нам попался оригинал, мы не могли) так называемой Рукописи Войнича – мистического артефакта, созданного в эпоху раннего Возрождения неизвестным автором на неизвестном языке на основе столь же неизвестного алфавита. Манускрипт изобиловал иллюстрациями выдуманных животных, растений и звёздных систем, но предназначение и содержание его было туманно. Более точной метафоры для нашего с Агнией совместного будущего и представить было нельзя, ведь оно тоже скрывалось за плотной белой пеленой. Очевидно, моя возлюбленная хотела большей определённости, которую я дать ей не мог, не желая становиться узником отношений на расстоянии: они ни к чему хорошему не приводят. Поэтому, когда я сообщил ей, что уезжаю, Агния послала меня ко всем чертям, заставила вернуть подаренную ей книгу библиотекарю (оказалось, тот даже не знал, что эта мистическая хрень числится в их каталоге, что было вдвойне странно), а после ушла в игнор, не реагируя на мои бесконечные звонки, сообщения и несколько пьяных полуночных визитов к её подъезду.
Мы переехали, причём не куда-нибудь, а в Москву – не знаю каким образом, но отец получил значительное повышение по службе, обменяв гарнизон закрытого уральского городка на гарнизон подмосковный, а потом и на Министерство обороны. Уйдя на пенсию спустя три года, он совершит ещё один трансфер – в роботосферу, и станет главным технологическим подрядчиком Вооружённых сил РНКР. Но тогда об этом никто не подозревал, и в первую очередь он сам. Вообще, отец всегда мечтал о космических войсках и пошёл бы туда, если б они не были так бездарно проёбаны, что даже китайцы не смогли с этим помочь. И вот, пока Жёлтый Дракон и коллективный Запад неистово покоряли Солнечную систему и натурально делили Луну и Марс, развивая на них добычу новых видов топлива и отправляя первых поселенцев в мини-колонии, мы оставили попытки покинуть родную тюрьму и решили заново построить в ней тоталитарное государство, уже в других, более технологичных декорациях.
– Антон, теперь вы знаете всё, чтобы закончить работу. Действуйте.
7.5
Гоголь-центр – один из немногих московских театров, доживших до наших дней (сегодня гражданам РНКР не то чтобы до офлайн-сеансов окультуривания, а для всего остального есть РосТВ и РосПоиск). Нельзя сказать, что жизнь Центра была безоблачной: театр не раз подвергался критике власть имущих, обвинялся в «наглой пропаганде чуждых русскому народу западных либеральных ценностей» (за что и получил антипатриотическое прозвище Гугл-цербер) и прочих смертных грехах. Даже на арест своего руководителя за якобы финансовые махинации театр отвечал гордо поднятым занавесом и регулярными аншлагами, пока в один прекрасный день не был закрыт. Уже через полгода некогда самая дерзкая и свободолюбивая театральная площадка страны открылась, но с полностью перекроенными репертуаром (классические отечественные спектакли) и руководством (классические отечественные чиновники). Даже название менять не пришлось: оно полностью соответствовало новой парадигме старорежимного театра – «Обратно в великое прошлое».
Судя по электронной афише, единственной постановкой нынешнего ГЦ вот уже какую неделю оставался спектакль «Что делать?» по Чернышевскому. А я даже без моей всевидящей линзы знал, что мне нужно делать – здесь и сейчас.
В мрачном тёмном холле я подошёл к стойке информации, за которой сидела безучастная ко всему на свете молодая брюнетка со строгим прямым каре: рассеянный взгляд скользил по тончайшему изогнутому экрану, служившему продолжением стола.
– У меня тут встреча с вашим главным. Скажите, что курьер из Delta Industries.
– Здравствуйте. Сожалею, но вы опоздали. Режиссёр уже ушёл на репетицию спектакля. Давайте я за него получу, – сказала она, даже не подняв глаз.
– Так не выйдет. Конфиденциальный груз. Уверен, что он меня ждёт. Свяжитесь с ним.
Брюнетка нехотя перевела взгляд на меня. Глаза у неё были по последнему писку пластической хирургии: левый – обычный славянский, а правый – узкий азиатский (даже биомода демонстрировала тесную дружбу наших народов). Сначала девушка дежурно мне улыбнулась, но после обратила внимание на мой новый глаз – и по лицу её проползла скользкая змейка отвращения (видимо, я выглядел совсем неважно). Поколебавшись секунду-другую, она дотронулась тонким указательным пальцем до мочки уха, дождалась ответа и заговорила:
– Матвей Александрович, курьер пришёл… Хорошо, сейчас проведу.
Ещё раз нажала на мочку уха, чуть слышно недовольно вздохнула и встала из-за стола.
– Пройдёмте, пожалуйста.
Я двинулся за ней через огромный пустой холл, в котором кое-где были расставлены странные кинетические фигуры – антропоморфные тела, созданные из неизвестного мне полупрозрачного материала. Когда мы проходили мимо, они автоматически оборачивались в нашу сторону и тянули к нам длинные руки, при этом их гримасы менялись от грустных к радостным, от умиротворённых к свирепым. Выглядела эта инсталляция устрашающе, особенно после пережитого, но я старался не подавать виду и следовал за брюнеткой, сконцентрировавшись на её красивом молодом теле, упрятанном в узкое белое платье. На её шее, сзади, аккурат под каре, располагался маленький, еле заметный овальный выступ. Я знал, что это за штука: нажав на неё, разработчик (и только он, ведь система распознавала гостя посредством двухфакторной идентификации – по отпечатку пальца и специальной голосовой команде) мог деактивировать андроида, переведя его в спящий режим и получив доступ к заводским настройкам. В общем, брюнетка была дорогущим китайским биороботом, совсем как Наталья – не удивлюсь, если моя же корпорация её и собирала. Я вспомнил, как она меня встретила: холодная отстранённость, наглый взгляд, пренебрежение и даже отвращение. И понял, что этот психотип был заложен в машине сознательно: он придавал характеру особое правдоподобие. Ведь только человек мог быть столь нерационален и противоречив: встречая гостя, явно и намеренно не проявлять к нему ни малейшего уважения и даже, наоборот, всем видом это самое уважение отрицать. Уж очень естественно – того и добивались.
