И вот когда ей позвонили из Москвы с предложением экранизировать книгу отца, Елена Егоровна воспряла духом. Наконец-то пробил её час. Наконец-то она и её героическая семья предстанет перед широкой публикой. Болотова мысленно репетировала речь перед премьерным показом. Может, она и родилась-то только ради этого момента?
Эрик Шпаер. Дневник
12 июня 1943 года.
"Из главного штаба прислали на днях мне нужного человека. Молодого, злого, правильного, то есть подходящего для этой работы. Биография у этого Егорки – то, что надо. По документам – сирота, а на деле – зол на Советскую власть и мечтает отомстить. Из купеческой семьи, он всё потерял с приходом коммунистов: и родителей – их расстреляли, и нажитое добро – конфисковано. Однако об этом никто здесь не знает. Документы затерялись, и теперь он просто бывший беспризорник по фамилии Болотов".
24 июня 1943 года.
"Егорка, позывной "Уж", прошёл обучение и внедрился в партизанский отряд. Вроде всё идёт зер гут. Не ошибся я в нём – хитёр и изворотлив, как змеи в этих жутких лесах. Он даже умудрился завести в отряде фройляйн с аппетитными формами. И не просто завести, а склонить её на нашу сторону. Ох, что делает любовь с женщинами! Она теперь наша связная. Фройляйн Анфиса передаёт планы и схемы всех партизанских передвижений. И не только в моих землях, но и по соседним регионам. Наконец-то у меня появились "глаза и уши". Наконец-то!"
30 июня 1943 года.
"Получил от командования благодарность. За уничтожение крупного партизанского отряда.
Как же удивились эти русские крысы, когда мои солдаты, пройдя по тайной тропинке по болотам с местным названием Поганые, ворвались в их лагерь! Почти всех расстреляли. Какое удовольствие получил лично я, добивая партизан выстрелом в лоб. Всё равно что раздавить надоедливое кусачее насекомое. Солдаты в качестве вознаграждения получили всех выживших партизанок. Забавы хватило часа на два. Потом девок тоже расстреляли.
Егорка – молодец. За донесение подарил ему бутылку шнапса, шоколад и часы на цепочке".
Трудности перевода
– Она пришла в себя, – сказала женщина в белом халате, поправляя сползающий стетоскоп на шее. – Приступ прошёл. Она пока слаба, но говорить может.
Архипов открыл дверь палаты, пропуская Регину вперёд. Ростоцкая вошла, окинула комнату взглядом. Болотова, накрытая белой простыней, лежала на кровати с подъёмным механизмом. Трубки и провода от пациентки тянулись к мониторам и аппаратам у стены. Полицейские в белых халатах поверх одежды подошли к кровати подозреваемой. Дочь партизана уставилась на них тяжёлым взглядом – железобетон. Регине стало неприятно, даже живот скрутило.
– Я так и знала, что эта девица всё разнюхает и обо всём догадается. По глазам видно, что упёртая, – махнула головой в сторону Клептоманки арестованная.
– Елена Егоровна, Вы будете говорить? – спросил Руслан, нисколько не смутившись.
Пауза затянулась. Наконец Болотова кашлянула, отвернулась от них и ответила.
– Буду. Только подайте мне зеркало. Выгляжу, наверно, как чучело.
– А где оно? – спросила Регина.
– В тумбочке, – сказала женщина, указывая направление.
Ростоцкая открыла дверцу белой тумбочки у кровати. На полке, действительно, лежало зеркальце. Складное, с расписной потёртой крышкой, похоже, что старинное. Регина подала его пациентке. Болотова приняла его по-царски, как императрица у фрейлины. Приоткрыла зеркальце, посмотрелась, пригладила волосы, закрыла и положила его поверх простыни.
– Слушайте, записывайте, два раза повторять не буду, – строго сказала Болотова, будто была на партийном собрании.
Руслан и Регина переглянулись – ну, ну – но ничего не сказали. Архипов пододвинул жене стул, сел сам, включил диктофон на телефоне. Монолог обещал быть длинным.
– Олесе я, действительно, симпатизировала. Она – умная, увлечённая историей натура. И её любовный скандал я переживала, как свой собственный. Хотя это и не важно. И, когда Лев Амурский её бросил, я посоветовала ей уйти с головой в работу. Так легче, по себе знаю.
Регине показалось, что подозреваемая будет хитрить, и решила "посмотреть" на все события её собственными глазами. Она положила руку поверх морщинистых пальцев опасной пациентки. Болотова дёрнулась, мол, не трогай, но Ростоцкая прижала её руку к простыне на пару секунд и перенеслась в воспоминание дочери партизана.
– Да, Вы правы, Елена Егоровна, совершенно правы. Я, как глупая девчонка, повторила детскую ошибку, – сказала Олеся с горечью. – Ну, ничего. Завтра я уезжаю в Тутаевку.
Они стояли у широких металлических дверей складского ангара, где готовились к съёмкам фильма.
– А что там, в Тутаевке? – спросила Болотова, по-матерински поправляя выбившую жёлтую прядь волос девушки.
– Там нашли дневники немецкого офицера Эрика Шпаера. Смотритель музея не знает немецкого языка. С трудом перевёл имя.
– Как здорово! Значит, в фильме будут дополнительные исторические подробности, – оживилась Елена Егоровна.
– Хотелось бы в это верить.
Вечером она с радостью сообщила матери о находке. Анфиса Болотова уже готовилась ко сну – сидела в цветастой ночной сорочке на кровати, свесив ножки. Услышав новость, она странно покачнулась и завалилась на бок.
– Мама! – кинулась к ней дочь, приподняла.
– Не допусти этого! Слышишь? Не допусти, – захрипела старушка. – Это разрушит память об отце и твою собственную жизнь.
– Но почему? – недоумевала Лена.
– Твой отец – не тот, за кого себя выдавал, и которого ты знаешь. Он – сын репрессированных купцов. В начале войны Егор перешёл на сторону немцев. А потом его забросили в партизанский отряд Старграда. Мы там с ним и познакомили-и-ись.
У Анфисы Болотовой задёргался левый глаз, она тяжело задышала, но продолжила рассказ, растягивая некоторые гласные.
– Я в него влюбилась и делала всё, что он просил – передавала Эрику Шпаеру донесения Егора о передвижениях партизан. Когда советские войска подошли к Старграду, твой отец взорвал немецкий штаб вместе с офицерами. Там был и Эрик Шпаер. Егор думал, что убрал ненужного свидетеля и документы, а он, видишь, дневник, оказывается, вё-ё-ёл.
Анфиса захрипела и закатила глаза. Медлить было опасно. Ей хотелось дослушать историю матери и задать миллион вопросов, но Елена Егоровна вызвала скорую помощь и поехала в больницу.
– Там у меня в тумбочке зеркальце лежит. Я всю жизнь его с собой носила. Возьми, может, пригодится, – сказала мать на прощание.
Вернувшись домой, Лена достала старый кожаный фотоальбом и долго листала его картонные страницы. Вот отец в военной форме, с автоматом на плече – командир партизанского отряда. Вот они с мамой в самой Москве получают награды из рук важного человека. Вот он в чёрном костюме с орденской планкой выступает с трибуны областного съезда коммунистической партии. Вот Егор Болотов с букетом ромашек встречает жену из роддома. Вот герой партизан 1 сентября рассказывает школьникам, а среди них и сама Лена – первоклассница с белыми бантиками – о героическом прошлом, о великой войне, о подвигах, о Родине и о грядущем коммунизме.
