20 ноября 1942 года.
"Перед сном вспоминал первый рождественский бал в поместье графа Кауфмана. Мне тринадцать лет. Я месяц предвкушал настоящий "взрослый" праздник. Отец, в лучшем из поношенных фраков, поднимался по мраморной лестнице так, будто он принц крови. Я пытался подражать, но споткнулся, упал и расквасил нос, приложившись лицом к холодному лестничному камню. Отец обернулся, брезгливо дёрнул губами, подал платок и отвернулся, ожидая, когда я приведу себя в порядок.
– Барон Шпаер с сыном, – торжественно объявил капельмейстер и покосился на угловатого подростка с окровавленным платком у носа.
Вечером я рыдал, а матушка отпаивала меня чаем с шоколадом. Кусочки блаженства таяли на языке, смягчая боль от перенесённого позора.
К рождеству на наш фронт обещают привезти шоколад. Жду".
22 ноября 1942 года.
"Русские прорвали нашу хлипкую оборону в излучине реки с коротким испанским названием Дон. Там и прорывать-то было нечего – сплошь грязные румыны и крикливые итальяшки.
Заметил, что русские не мёрзнут. Одежда у них лучше приспособлена к тяжёлой зиме. Лица красные, как будто им жарко в этих их белых овечьих тулупах. Наши солдаты в жидких шинельках трясутся, а ночью покрытые инеем, замерзают в окопах".
24 ноября 1942 года.
"О, майн Гот! Пять грузовиков с шоколадом, шнапсом и кофе попали в руки противника. Как будто эти русские свиньи поймут вкус настоящего немецкого шоколада".
Сантехник Гаврильев. Сколько верёвочке ни виться
Регина резко открыла глаза, как будто кто-то нажал на кнопку пульта и включил новый день. В последнее время она спала без сновидений. Просто ложилась вечером в кровать, натягивая одеяло до подбородка, закрывала глаза и проваливалась в тёмное нечто. Но сегодня ей приснился сон.
Она узнала это место сразу, хотя никогда не стояла на этих высоких крепостных стенах. Наяву. Во сне стояла, да. Наяву – нет. Как и в прошлом году, рядом с Региной, мелко дрожащей под пижамой, стояла и смотрела в небо женщина, высоко задрав голову. С озера дул ветер, принося с собой запах застоявшейся воды, тины, лягушек. Женщина в красивом платье рукой в элегантных перчатках придерживала широкополую шляпу. Она не походила на монахиню в клобуке, приходившую к Регине во сне тогда, когда убили фельдшера скорой помощи. Та была тёмноволосая с глазами-льдинками. Нет, совсем не походила. Женщина вдруг сняла шляпу и оглянулась. Золотистые локоны рассыпались по плечам. Глаза изумрудного цвета уставились прямо на дрожащую в пижаме женщину.
– Регина, – позвала она.
Ростоцкая проснулась и резко открыла глаза. Нет, она не права. В этой блондинке было что-то, напоминавшее монахиню. Нечто неуловимое. Слабо уловимое. Знакомое.
– Зачем она пришла? – сама себя спросила Регина.
Архипов спал, повернувшись к ней лицом. Регине нравилось смотреть на мужа спящего. Он был такой расслабленный, спокойный, с этими светлыми кудрями, разметавшимися по подушке. Испытав прилив неожиданного счастья с появлением в её животе новой жизни, она стала испытывать ещё большую нежность и к Руслану. Ведь именно он ей это счастье подарил. Она даже иногда задыхалась от нежности, как пела в молодости эпатажная Земфира. И эта нежность вытекала из неё солёными капельками из глаз.
Ростоцкая вытерла подступившие слёзы и решительно встала. Пора готовить завтрак.
– М-м-м, а чем у нас так вкусно пахнет? – сказал пришедший через полчаса на кухню Руслан, подошёл сзади, обнял, нежно притронулся к животу и поцеловал её в шею. – Доброе утро вам обоим!
"Каррр!"
– Ой, прости, Гриша. Тебе тоже доброе утро. Как спалось?
– Отлично. Ужасы не снились, и на том спасибо, – сказала Регина, переворачивая сырник на шипящей сковородке. – Иди умывайся и садись за стол. Можешь пока сметану из холодильника достать.
– Какая вкуснотища! – стонал от удовольствия Руслан, поглощая очередной поджаренный кругляшок из творога.
– Ешь на здоровье, – улыбнулась Ростоцкая.
Именно ради этих слов и этого восхищения, которое её муж не уставал производить, она и готовила ему еду. С любовью.
– Архипов, а ты хочешь знать пол ребёнка заранее? – спросила Регина, наклонив голову в бок.
– У Андрюхи будет мужской пол. Без вопросов, – уверенно сказал Руслан и облизал ложку из-под сметаны.
– У какого ещё Андрюхи? – спросила женщина и нахмурилась.
– У нашего сына, – удивился в ответ он.
– Ты так уверен, что будет мальчик?
– Да. У меня же должен быть наследник. Сын. А потом девочку родим. Старший брат будет для неё защитником.
– То есть как у тебя в семье, – подвела итог Регина.
– Да.
– А моё мнение ты не хочешь узнать? Всё-таки это будет и мой ребёнок тоже. Скажу по секрету, он сейчас сидит в МОЁМ животе и, возможно, слышит этот разговор.
– Дорогая моя, любимая жена, тебе нравится благородное имя Андрей? – спросил Руслан с издёвкой.
– Дорогой мой, любимый муж. Мне нравится благородное имя Павел, – парировала Регина.
– То есть я хочу назвать сына в честь своего прославленного деда, а ты – в честь отца. Забавно.
– Жаль, что их звали неодинаково, – добавила грустно Ростоцкая, убирая посуду со стола.
Неприятный разговор прервал настойчивый звонок на мобильный телефон Архипова.
– Слушаю тебя, Берёзкин, – недовольно ответил Руслан. После паузы добавил. – Жди, выезжаю.
– Что случилось? – встревожено спросила Регина.
– Убийство, – ответил Архипов, поцеловал жену в щёку и умчался на работу.
Регина тоже собралась, наказала Грише следить за порядком в доме и вышла на улицу. Говорят, беременным прогулки полезны. Вот и погуляем. На самом деле идти было недалеко. Дом, доставшийся Ростоцкой в наследство от тётки Матильды, находился в самом центре Старграда. Когда-то в нём жила купеческая семья, потерявшаяся в вихре революции и в после революционной расправе над кулаками и пережитками общества. Потом жил важный инженер с семьёй. Теперь поселились Ростоцкие.
В семидесятые дом перешёл тётке Матильде, занимавшей высокую должность в городском коммунальном хозяйстве. Она дом "довела до ума" – провела водопровод и канализацию. А что ещё нужно? Регина тоже внесла свою лепту. Реставрировала старинную мебель, ухаживала за печными изразцами, меняла приходящий в негодность текстиль. Обстановка в доме, за некоторыми мелочами, напоминала интерьер начала двадцатого века. Регина оглянулась. Дом на крепком кирпичном фундаменте стоял на пригорке и сохранился более чем отлично. Впрочем, на их улице все дома были со столетней историей, новостроек не наблюдалось. Булыжная мостовая, узкие тротуары. Лишь современные фонари да тарелки спутникового телевидения выдавали в этой улице принадлежность к двадцать первому веку.
