Если посмотреть на нее со стороны, то этой женщине никогда нельзя было приписать двух взрослых сыновей и двух внуков. Она выглядела превосходно. Ни морщинки, ни даже намека на них. На ней были высокие туфли-лодочки, белоснежная юбка-карандаш, такого же оттенка рубашка и, кажется, профессиональный макияж. Прямо сейчас можно было что-нибудь рекламировать. Восхитительно красивая женщина с поражающе гнилым нутром. Вот такой вот диссонанс.
Миша всем пошел в нее.
– Ты забыла свое место, шавка? – ощетинилась Ольга, бросая на меня лой взгляд.
Стоп, стоп, а куда же делись предложения мира и дружбы? А как же вернуться к Мише и жить одной большой, счастливой семьей?
– Не долго маска держалась, – ехидно подчеркнула я.
– О чем ты? – поинтересовался Миша, явно не понимая, к чему была обращена моя последняя фраза.
– Ни о чем, – тут же отрезала Ольга.
– Ты не в курсе? – Я повернулась к бывшему. – Твоя мама приходила ко мне недавно. Предлагала стать с ней лучшими подружками, вернуться к тебе, родить еще троих ребятишек. А ты что, не в курсе?
Честно говоря, я сомневалась. С учетом того, что Ольга любила проворачивать всякое за спинами членов своей семьи, от нее можно было ждать всякого. Возможно, Миша и не знал.
– Мама?
Да, он действительно не знал, сейчас я готова была это признать. Иначе бы Миша не смотрел сейчас на родительницу такими глазами.
– Я не буду ничего обсуждать рядом с этой… проходимкой!
– У этой проходимки, как Вы выражаетесь, прав в этом доме с некоторых пор больше, чем у Вас! Или позабыли?
– Алина, пожалуйста… – Сделав еще один шаг на встречу бывшей свекрови, я почувствовала ладонь Миши на своем плече. – Не надо…
– Я лучше пойду, – выдохнула я.
– Нет. – Мы с Ольгой синхронно повернули головы к Михаилу.
– Что? Мне нужно поговорить с тобой, Миша!
– Я хочу, чтобы ты ушла.
– Я твоя мать!
– Поверь, я знаю. Но сейчас я хочу, чтобы осталась Алина, а ты – нет.
– Если сейчас ты примешь это решение, я не буду помогать тебе с ребенком! И ты останешься совсем один! Никто тебя не поддержит!
– Боже, мама, да откуда тебе вообще знать, что делать с маленьким ребенком? Нас с Миром растили няньки, дед, да Макс! Ты же всегда была на своих светских приемах, благотворительных вечерах, в ресторанах, салонах красоты и модных бутиках! Ты хотя бы знаешь, как поменять подгузник?
Ольга открыла рот, чтобы, по всей видимости, возразить своему сыну, но не нашлась, что. Потому лишь злобно зыркнула сначала в его сторону, затем в мою, а после ретировалась, напоследок громко хлопнув дверью.
– Спорим, ты тоже не умеешь менять подгузник? – спросила я чуть погодя.
– Вообще ни разу, – подтвердил Миша.
– Я не понимаю твоих действий.
– Ты не спишь?
Я вернулась в нашу с Максом комнату лишь в начале пятого утра.
Малышка проснулась почти сразу после ухода своей нерадивой бабушки и держала нас в Мишей «в плену» несколько часов к ряду. Скорее всего, девочка чувствовала, что мамы нет рядом, поэтому и была беспокойной. Тем не менее, я сменила ей подгузник, накормила и с трудом, но все же укачала, после чего уложила спать. Попутно рассказывала и показывала все Мише, который выглядел, как большой ребенок, которому все было в новинку.
Возвращаясь назад, я никак не думала, что Макс все еще будет ждать меня. Он нашелся возле панорамного окна, выходящего на сад, сидящим в кресле и крутящим в руках телефон.
– Алина, как мне расценивать то, что ты делаешь?
С этими словами Максим поднялся со своего места, отложив мобильник в сторону. Как выяснилось, он был все еще одет в одежду с ужина, и, кажется, даже не ложился спать. Неужели правда ждал меня, чтобы поговорить?
– Я не понимаю тебя.
Не знаю, почему, но мне вдруг стало страшно, а еще – не по себе. Макс никогда не излучал опасности, по крайней мере, его злость и другие негативные эмоции никогда не были направлены на меня, но сейчас было неуютно. Казалось, что я виновата перед ним, будто я в чем-то провинилась, и теперь он будет спрашивать с меня на законных основаниях.
– Все ты понимаешь, – устало выдохнул старший Орлов.
– Нет, – упрямо возразила я, начиная теребить кончик рукава.
– Алина, пора определяться. – Макс подошел совсем близко и остановился. Я вздернула голову, чтобы иметь возможность заглянуть ему в глаза.
– В каком смысле?
– Либо я, либо Миша. Вот в каком. Все очень просто.
– Я уже…
– Нет. И сегодня ты доказала это всему дому. В том числе и моему деду. Если это была проверка, то ты ее не прошла. Можно сказать, спалила нас ко всем чертям.
– Но…
– Я всегда понимал, что у тебя все еще есть чувства к Мише. Но одно дело, когда они и есть, и они под контролем, и совершенно другое, когда ты бросаешься ему помогать в первых рядах. Я понимаю, что у тебя доброе сердце и светлая душа, но девочка, за которую ответственен мой брат, даже не твоя. Своего сына ты сегодня бросила, с ним возился я, укладывал спать тоже я, – тихо произнес Максим. – С ней ничего не случится, поверь мне. Дедушка не позволит этого. Как ты уже сегодня услышала за столом, правнуки – это то, чем он дорожит больше всего. Неужели ты думаешь, что он поставит жизнь этой новорожденной девочки под угрозу?
– Я… я просто хотела помочь… она совсем маленькая…
– Только в этом дело?
– О чем ты?
– Дело в том, что она мишина?
– Да ты что!
– То есть, если бы это была дочь Мирослава, ты бы отреагировала бы один-в-один?
– Я…
Я замолчала и сделала несколько шагов в сторону. Макс давил и делал это, как всегда, умело.
Я не знаю, что он хотел от меня услышать. Да, чувства к Мише были и были всегда. Да, до сегодняшнего дня злость и обида на него были намного сильнее и всегда перевешивали. Ему не было прощения и головой я это прекрасно понимала. Но ребенок… что-то во мне сломалось при виде этой маленькой девочки…
Да, она была не моя. Да, она была другой женщины. Но это был маленький ребенок. Каким зверем нужно было быть, чтобы ставить себя выше едва появившегося на свет человека?
– Что ты хочешь от меня? – Я устало опустилась в ближайшее кресло и нервно потерла лоб. Вечер выдался сложным, как, собственно, и последовавшая ночь. А сейчас Максим устраивал мне чертов допрос, будто я была какой-то преступницей!
– Определенности. – Орлов подошел ко мне и возвысился, подобно холодной, серой скале. Он требовал ответов, обещаний, причем незамедлительно. А я… а что я?
