– Ну как я тебе? – Дима демонстративно развел руками в стороны и покрутился, давая полюбоваться собой.
– Хоть сейчас на обложку журнала, – хихикнула я в ответ. Зрелище было потрясающим.
– Не дай бог, кто увидит в ней, – выдал Соколов, присаживаясь за стол. Я расставила перед ним поздний ужин, разложила необходимые приборы. Себе сделала лавандовый чай, чтобы не сидеть зазря. Ужинала я пару часов назад и есть совсем не хотелось. Но я была рада, что моим тефтелькам в сливочно-сырном соусе нашлось применение.
– Дим… – негромко позвала я, начиная греть отчего-то похолодевшие пальцы о чашку с чаем. Так было всегда, стоило мне начать нервничать, и пальцы рук и ног коченели от холода, будто меня выставили на мороз.
– Да?
– У тебя все нормально?
– В каком смысле?
– Тебя не видно уже два месяца, вот в каком…
– Работа, я же говорил, – протянул Соколов, будто бы удивившись моему вопросу.
– Да, но… Саша тебя вообще не видит, понимаешь? Он скучает, злится, расстраивается. Забросил кружки, не хочет ходить в школу. Не подумай, что я давлю на тебя, я понимаю, что то, чем ты занимаешь – это дело твоей жизни, всей твоей семьи и на тебе лежит большая ответственность. Понимаю, что на тебя рассчитывают многие люди и речь идет о больших деньгах, но ведь он – твой сын. Тот самый единственный, долгожданный ребенок, за которого, по твоим словам, ты готов был отдать все еще полгода назад. А теперь ты вообще с ним не видишься. Ты не знаешь, что у него происходит в школе, не знаешь, что мы недавно ездили к зубному вырывать зубы, кстати, он их до безумия боится и очень ждал, что ты придешь в клинику. Его команда по футболу выиграла промежуточный тур, опять же, Саша очень ждал, что ты придешь на матч.
– Алена…
– Подожди, пожалуйста, не перебивай, – я мягко пресекла его попытку прервать меня. – Я не прошу тебя стать домохозяйкой и бросить все дела, заниматься только сыном. Я не из такого типа женщин, нет. Но ты отец. Отец, которого ребенок ждал годами, которого обожествляет с тех пор, как они встретились. Ты очень нужен ему, и я прошу проводить с ним хоть сколько-нибудь времени. Полчаса, час. Хотя бы один час в день…
– Алена…
– Он думает, что сделал что-то не так, что в чем-то виноват. Что ты не хочешь его видеть, потому что он где-то ошибся и разочаровал тебя. Так нельзя. Прошу тебя, не делай нашему сыну так больно. Он этого не заслужил.
Воцарилось молчание. Тефтельки отодвинули в сторону, и Дима устало вздохнул, прикрыл глаза. Как-то нервно потер лоб, а затем кивнул.
– Прости.
– Мне не за что тебя прощать. Поговори с Сашей.
– Ты права, да… просто это очень сложный период для меня. Либо я прыгну так высоко, как не ожидал этого сам, либо очень многое потеряю. Осталось потерпеть совсем немного. Скоро это закончится. Плохо ли, хорошо ли, но закончится.
– Ладно, хорошо, – я закивала в ответ. Я поверила Соколову. Он говорил уж очень серьезно. – Ешь давай… – Я снова пододвинула к нему тарелку с ужином. – Может, сделать тебе салат? Я могу быстро нарезать, мне несложно… – Я хотела еще сказать, что судя по бледному виду, ему явно не хватает в рационе полезной и здоровой еды, вроде овощей и фруктов, но мне как-то не дали. Дима потянулся ко мне и запечатлел на моих губах мягкий, короткий поцелуй.
– Ты такая красивая, – неожиданно выдал Соколов, заставляя меня застыть в изумлении. Красивая? Сейчас? В пижаме и с небрежным пучком на голове? Без макияжа и прочих женских штучек, которые делали нас особенно притягательными в глазах противоположного пола?
– Я…
– Я соскучился, – прошептал Соколов, напоследок чмокнув меня в щеку. Через пару секунд он вернулся к тефтелькам. – Расскажешь мне, что у тебя нового, как проходили твои дни без меня?
– А тебе интересно?
– Конечно, – он улыбнулся, кивнул.
– Да так… а, впрочем, знаешь, что… есть у меня кое-что, о чем тебе стоило бы рассказать. Наверняка стоило бы…
– Да? И что же это? Я весь внимание.
– Ну… я… как бы… понимаешь… мы же с тобой… на новый год… то есть…
– Алена?
– Я беременна.
Глава 14
– Это такая шутка? – после, наверное, двухминутного молчания, поинтересовался Дмитрий.
– Понимаю, это неожиданно для тебя, поверь, для меня тоже было шоком узнать о таком…
– Так ты меня сейчас не разыгрываешь? – Кажется, Соколов отчаянно хватался за какую-то соломинку, но не судьба, как говорится.
– Да как-то не особо… в смысле, нет! Не разыгрываю я…
Снова воцарилось гробовое молчание. Мне стало не по себе от холодного взгляда голубых глаз, которые начинали постепенно превращаться в те самые льдинки, которые я отмечала про себя в самом начале нашего с Димой знакомства.
– Я прошу тебя, Алена, – жестко проговорил Дима, – скажи, что это просто идиотский розыгрыш.
– Не могу… – прохрипела я в ответ. Руки затряслись, кружка, сжатая в них, мелко задрожала. Я всхлипнула, силясь не расплакаться.
Конечно, он не был рад. Я так и знала. Это была та самая реакция, которой я так боялась.
Не знаю, сколько мы еще просидели в тишине, но в какой-то момент муж все-таки встал из-за стола. А затем с этого самого стола все резким движением полетело на пол. Я вскрикнула и подскочила с места, делая несколько шагов назад.
– Ты что?! Дима!
Он открыл было рот и, кажется, собирался сказать мне очень много всего. Так много, что я помнила бы об этим словах еще очень долгое время, но ничего произошло. Соколов глубоко вздохнул, бросил на меня полный презрения взгляд и вышел из столовой, оставляя меня одну среди разбитых осколков.
Некоторое время я стояла и тряслась, сжимая в руках столешницу, а затем понеслась вслед за Димой.
Нужно было ему все объяснить.
Что он там себе надумал? Куда пошел? Что собирался делать? Чего можно было ожидать от него?
Что ж, в общем-то, ничего хорошего, я вам скажу.
– Что ты делаешь?!
Я застала его в гардеробной. Она находилась прямо рядом с нашей спальней, и мы разделили ее на двоих. Изначально она вся принадлежала Диме, но с моим появлением он потеснился и выделил мне часть пространства, которую я в последствии и заняла.
Теперь же он молча срывал все мои платья с вешалок и скидывал их на пол, в одну кучу.
– Дима, пожалуйста, послушай меня!
Думаете, послушал? Конечно, нет! Только монотонно продолжил собирать мою одежду.
– Дима! – закричала я, поражаясь собственной силе. У меня вроде никогда не было такого высокого тембра голоса. Вот к чему вело отчаяние.
