Менеджер предвыборной кампании Энтони предупредил его о демонстрациях.
— Есть ли повод для беспокойства? — спросила Кэтрин.
— Там будет много охраны, — сказал менеджер. — И собаки-взрывотехники уже все обнюхали в округе.
— Я имела в виду впечатление, которое мы производим на избирателей, — Кэтрин нахмурилась.
— Ну, мы знали о такой возможности, когда решили использовать нити в качестве тезиса, — сказал менеджер. — Но, честно говоря, я вижу в происходящем знак того, что звезда вашего мужа восходит. Люди не пришли бы просто так.
— Может быть, нам даже повезет и какой-нибудь сумасшедший протестующий затеет драку, — размышлял Энтони. — Никто не любит разъяренную толпу.
И когда автобус подкатил к переполненному парку, Энтони и Кэтрин действительно с трудом могли определить, кто в шумной толпе их сторонники, а кто пришел выразить им свое негодование.
ХЭНК
Хэнк был готов.
Он собирался встретиться с друзьями из группы поддержки на акции протеста в центре города, где должен был выступать Энтони Роллинз, и чувствовал, что наконец-то делает что-то важное, впервые после увольнения из больницы.
Допивая кофе, он включил новости, где репортеры освещали неделю демонстраций в Китае.
— Для всех телезрителей, только что подключившихся к эфиру, мы следим за четвертым днем протестов, проходящих в Пекине, — объявил ведущий.
На кадрах было отчетливо видно, как несколько тысяч человек блокируют улицы в центральном деловом районе города.
— Несколько месяцев назад правительство Китая призвало всех граждан сообщать о длине своих нитей в рамках национального реестра данных, заявив, что это делается для защиты населения и официального учета, — пояснил ведущий. — И хотя международное сообщество возмутилось двусмысленностью этих мотивов, особенно в странах ЕС и в США, внезапные аресты в начале этого месяца трех жителей Пекина, отказавшихся подчиниться приказу, стали причиной более масштабных протестов, которые мы наблюдаем сейчас.
Хэнк предположил, что постоянное освещение событий в Пекине отчасти спровоцировало толпы, ожидаемые сегодня на митингах в Нью-Йорке. Трудно было слушать речи Энтони Роллинза и не беспокоиться о том, что Америка все ближе подходит к радикальным замыслам Китая.
Ходили слухи, что Энтони Роллинз был одной из ключевых сил, стоящих за последними политическими решениями правительства, а его выходка на июньских дебатах рассматривалась многими как искра, которая зажгла нынешнюю дискриминацию против коротконитных, распространившуюся из Конгресса почти на все сообщества. Согласно странице мероприятия в социальных сетях, около двенадцати тысяч участников планировали собраться в небольшом парке Манхэттена, где проходил митинг Энтони, с плакатами, мегафонами и флагами, чтобы выразить свое возмущение.
Хэнк вспомнил, как Аника потащила его на Марш за науку. Сначала он не хотел идти. Он не был уверен, что это окажет какое-то влияние.
— Может, и не окажет, — сказала тогда Аника. — Но я отвечу тебе то же самое, что сказала своим подругам на Женском марше. Мы проводим марш не только потому, что надеемся, что это вызовет перемены. Мы проводим марш, чтобы напомнить им о нашей численности. Чтобы напомнить им: забыть о нас не получится.
Хэнк выключил телевизор и вышел.
В парке Хэнку сразу бросились в глаза транспаранты с лозунгами: «Коротконитные вместе!», «Длинная нить — это перебор», «Равенство для всех», «Мы больше, чем наши нити!»
Он и сам удивился, насколько ошеломило его это зрелище. Это был прекрасный калейдоскоп неоновых плакатов, слов — как язвительных, так и искренних.
Чувство, охватившее Хэнка в этот момент, перенесло его в другое время и место, примерно на два десятилетия назад, когда его давняя подруга Люси взяла его за руку и повела в родильное отделение во время их первой недели практики в больнице и они вдвоем смотрели через стекло на ряды новорожденных: спящих, корчащихся, зевающих, плачущих. На глаза Люси навернулись слезы, но Хэнк не хотел плакать при девушке, на которую пытался произвести впечатление. Именно поэтому он просто стоял и смотрел в будущее. На дюжину симпатичных люлек, в которых лежали еще не испорченные миром за пределами палаты младенцы. Дюжина причин для надежды.
Многие одноклассники Хэнка говорили, что хотят стать врачами, чтобы быть частью чего-то большего, чем они сами. Хэнк всегда кивал, не понимая, что они имеют в виду. Он просто хотел помогать людям.
Но здесь, среди толпы, когда его взгляд метался от лица к лицу, он понял.
На заднем плане Хэнк слышал, как Роллинз выходит на сцену под одобрительные возгласы и аплодисменты, но не хотел пока оборачиваться. Он хотел еще мгновение понаблюдать за митингующими.
Пока блуждающий взгляд Хэнка не поймал нечто странное.
Черноволосая женщина быстро двигалась сквозь толпу, натыкаясь на людей и поспешно отмахиваясь от них, ее правая рука была засунута внутрь куртки, как будто она держалась за что-то.
Дьявольщина. Хэнк почувствовал, как скрутило живот. Та же реакция кишечника, тошнотворное чувство уверенности, которое он испытывал, когда в отделение скорой помощи привозили пациента, у которого почти не было шансов выжить. Его тело умело определять, когда вот-вот произойдет что-то ужасное.
Кто-то у микрофона представлял Роллинза, восхваляя мужество, убежденность и веру конгрессмена, но Хэнк почти ничего не слышал. Он следовал за женщиной, постепенно догоняя ее, пытаясь понять, что она задумала. Может быть, под курткой у нее был просто особенно язвительный лозунг или бутылка со свиной кровью. Что бы это ни было, она была полна решимости.
Он находился всего в нескольких шагах у нее за спиной, когда она наконец достала пистолет.
Всю жизнь Хэнком двигал инстинктивный порыв — он заставлял его быть начеку во время двенадцатичасовых смен, засовывать руку в кровоточащую рану и зажимать пальцами артерию, бежать на выстрелы майским утром в Мемориальной больнице Нью-Йорка. Этот же импульс толкнул его и сейчас.
Он не думал об очевидной опасности для себя. Он не думал о своей нити. Он думал только об этом моменте, о людях в опасности вокруг него.
Он не смог спасти свое отделение неотложной помощи от стрелка в мае. В этот раз все будет по-другому.
Хэнк увидел женскую руку на рукоятке.
Ее пальцы слегка дрожали — целые две секунды колебаний. Этого хватило, чтобы Хэнк успел выскочить перед дулом пистолета как раз в тот момент, когда она приняла решение спустить курок.
ЭНТОНИ
Энтони только успел уловить звук выстрела, как его внезапно подмяли под себя охранники и полицейские и потащили со сцены к ожидающему автомобилю. Панические крики толпы мгновенно смолкли, когда за ним захлопнулась пуленепробиваемая дверь.
— Что случилось? — спросил он водителя.
