А потом уверенно зашагала к Рабану и его противникам, на ходу создавая новую структуру: теперь мне требовался короб из щитов побольше, чтобы заключить в него сразу четыре мертвеца и одного симпатичного дракона, которому он едва ли повредит.
И у меня получилось снова! Рабан растерянно замер, когда окружавшие его зомби попадали и остались неподвижно лежать. Убедившись, что они не встают, он убрал меч и удивленно воззрился на меня.
– Что ты сделала? Как ты это сделала?
Мне нечего было скрывать, поэтому я собиралась с гордостью поведать, до чего и как додумалась, но губы почему-то вдруг онемели, не желая слушаться. Рукам и ногам стало очень холодно, словно я залезла ими в снег, а лунный свет исчез, и ночная мгла окутала все вокруг темнотой куда более плотной, чем раньше. Голова закружилась, я потеряла ориентиры, перестала понимать, где верх и где низ.
Последнее, что я почувствовала, проваливаясь в глубокую глухую бездну, – это тепло обхвативших меня рук, но потом исчезло и оно.
* * *
Холод. И снова проклятый холод сковывал меня, не давая вдохнуть полной грудью или пошевелить хотя бы пальцем. Он пудовыми ледяными гирями вис на руках, обнимал за плечи и шаловливо скользил вверх по бедрам. Мне казалось, что остывает даже не кожа, а кровь, бегущая по венам все медленнее. И сердце бьется уже через раз.
Иногда я приходила в себя, но буквально на считаные секунды. Успевала услышать треск веток и шелест листвы, потом глухое эхо шагов, отражающееся от каменных стен. Все это время меня несли на руках, моя голова лежала на чьем-то плече, а хорошо знакомый голос настойчиво повторял:
– Потерпи… Потерпи еще немного, скоро доберемся… Тебе скоро станет лучше…
Я в этом сомневалась. Вместе с вязким холодом на меня навалилась такая слабость, что я уставала даже дышать. Казалось, скоро силы совсем иссякнут, тогда и сердце окончательно перестанет биться.
В очередной раз я пришла в себя на кровати, под тяжелым теплым одеялом. Совсем рядом яростно полыхал камин, и только свет его огня разгонял темноту в комнате. В чужой комнате.
Рядом появился Рабан. Приподняв меня за плечи, он позволил привалиться к себе спиной, помог держать голову и поднес к губам чашку с чем-то горячим.
– Давай, Ника, попей. Тебе нужно согреться, ты очень замерзла. Тебе нужно восстановить силы.
Я послушно приоткрыла губы и честно попыталась сделать глоток, но горячее мерзкое пойло – кажется, в весьма неплохой чай добавили какое-то лечебное зелье, – встало поперек горла. Так ни грамма и не проглотив, я закашлялась, жидкость потекла по подбородку, несколько капель проделали мокрые дорожки по горлу к ключицам, остальное пролилось на одеяло.
Рабан чуть ли не зарычал от досады и убрал чашку. Обхватив меня обеими руками, он принялся растирать мне плечи, продолжая прижимать к себе. Он был теплым. Там, где мое тело касалось его, холод отступал и кровь заметно согревалась, что давало ей сил бежать дальше.
– Ну как же ты так, девочка? – прошептал Рабан, и в тоне его слышались злость бессилия и сожаление. – Зачем же ты так? Надо было бежать, не оглядываясь…
Виска коснулись горячие губы, и мои сами собой растянулись в улыбке.
– Я не могла… – выдохнула я. Прозвучало тише шелеста ветра в траве. – Бросить тебя… Ты же не бросил…
– Я бы справился… – Голос Рабана заметно охрип. – А не справился бы, так и поделом… Мне нельзя было тащить тебя туда… Болван!
Его слова снова вызвали у меня улыбку. Я попыталась повернуться в его объятиях, чтобы обнять в ответ. Меня не покидало ощущение, что все было сделано правильно. Даже если это конец и, соскользнув в мутный холод сна, я больше не проснусь, все равно… У меня не было сожалений. Почти. Только о том, что я так ни разу и не решилась обнять отца. По-настоящему обнять, а не в танце. Даже если он этого не хотел, если не заслужил… Я ведь когда-то мечтала так сделать. Надо было сделать…
– Все хорошо, – снова прошелестела я. – Только не отпускай… С тобой теплее.
Мне удалось повернуться в его объятиях так, что я почувствовала горячее дыхание на своем лице. Почти как тогда, на балу. Чуть запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза и показать, что мне совсем не больно и не страшно. Просто холодно.
Веки весили, должно быть, целую тонну, их удалось приподнять не больше, чем на мгновение. Голова начала куда-то заваливаться, но ее подхватила крепкая ладонь. Я снова почувствовала на лице дыхание, а секунду спустя – прикосновение губ. В одном месте, в другом… И наконец – к моим приоткрытым губам.
Тепло. Мягкое, обволакивающее. Оно проникало внутрь, словно я пила его из поцелуя дракона. Ледяные гири на руках растаяли, позволяя обнять целующего меня мужчину, привлечь ближе к себе.
Мгновения спустя я уже лежала на чужой кровати на спине, а Рабан накрывал меня собой, как одеялом. Скользнувшая под тунику рука казалась почти обжигающе горячей, от ее прикосновений таяла покрывающая меня корка льда. И кровь по жилам бежала все быстрее, и сердце билось, как сумасшедшее.
Забавно, но чем меньше на нас оставалось одежды, тем больше я согревалась. Ведь все больше горячей кожи дракона касалось моей, все бесстыднее ласкали его губы. Холод смерти отступал перед торжеством жизни. И вместе с последним стоном на два голоса вспыхнуло пламя, прокатилось по всему моему телу, до самых кончиков пальцев, не оставляя холоду ни единого места, где можно было притаиться, выжигая все скверное, что проникло внутрь на том кладбище.
«Не в этот раз, Костлявая, – подумала я, глядя в карие глаза, которые сейчас были близко, как никогда. И в них, кажется, вновь полыхал огонь. – Не в этот раз».
Глава 29
Я совершенно не помнила, как уснула. А когда проснулась, чувствуя непривычную ломоту в теле, не сразу сообразила, где нахожусь и почему я здесь.
Чужая постель, чужая комната. Еще не до конца остывший камин, чашка на тумбочке рядом с кроватью. И солнце заглядывает в окна совсем не так, как обычно по утрам. Потому что я не в башне Колта, а где-то в другом месте.
Осторожно зашевелившись, я медленно села, прижимая одеяло к обнаженной груди, и осмотрелась. Вторая половина кровати смята, но пуста. У самого края, в ногах, стопкой сложена моя одежда: штаны, туника, белье. Все, в чем накануне я отправилась на вылазку с Рабаном. Кроме куртки, та лежала на кресле.
Туман сонливости в голове развеялся, в памяти воскресли все тревожные события минувшего вечера. Наш поход в Мертвые земли, внезапное исчезновение некроманта, столкновение с мертвецами, сражение на кладбище.
Что со мной случилось? Я ведь смогла упокоить тех зомби, все прошло нормально. Почему же потом мне стало так плохо, что я едва не умерла?
Ответ напрашивался сам собой. Вряд ли я первая додумалась преобразовать заклятие щита так, чтобы разорвать связь между некромантом и поднятой им нежитью, но во время войны остановить полчища мертвецов, по словам того же Рабана, было крайне сложно. А значит, что? Значит, у такой магии есть побочный эффект, который я и испытала на себе в полной мере. Потенциально смертельный побочный эффект, потому что я определенно умирала. Или мне только так казалось? Ведь в итоге я жива…
