— Папа, — улыбаюсь, мимолетно касаясь пальцами его плеча.
— Домой, Катерина, — басит без каких-либо подводок. Все в лоб. В этом весь мой отец, церемониться он не будет, особенно если не в духе.
Я умоляюще смотрю на Дана. Мол, сделай что-нибудь. Хоть что-то. Уезжать не хочу и тебя не брошу!
Только вот загвоздка в том, что Кайсаров с моим отцом сейчас солидарен, и отменный минет не помог изменить его решения. Данис хочет, чтобы я сидела за высоким забором, под присмотром охраны. В этом они с папой спелись не на шутку.
— Вещи, Катя, — папа прищуривается, но сам выжидающе смотрит на Дана. Так, будто ждет от него поддержки.
И да! Кайсаров его поддерживает.
— Я помогу, Кать, — тянет меня за руку в спальню.
Как только оказываемся в комнате, прикрывает дверь и прижимает меня к стенке. Я пикнуть не успеваю, а его губы снова близко. Так близко…
Облизываю свои и нерешительно поднимаю глаза.
— Я не поеду, — качаю головой. — Не брошу тебя.
— Еще как бросишь, — улыбается.
У нас снова мир рушится, а он улыбается! Мое возмущение, да у него предела нет, у этого острого негодования от складывающейся ситуации.
— Ты не имеешь права, вы оба не имеете права за меня решать, — стою на своем, а сама не могу даже пошевелиться, та еще воительница.
Дан проходится ладошкой по моему бедру, а потом лапает за задницу.
Склоняется ее ниже. Наши губы тут же оказываются на одном уровне.
— Имеем, — облизывает мою щеку, — не выпендривайся.
Я и не успеваю, если честно. Потому что мы снова целуемся. Жадно. Отрешенно от мира. Будто в последний раз. Меня снова трясет, я впиваюсь ногтями Дану в плечи, жадно прижимаю его к себе, пока его язык орудует у меня во рту.
Сладкий, невероятно сладкий поцелуй, от которого ноги подкашиваются и в трусах снова становится мокро.
Дан прижимает ладонь к моей промежности. Шов от джинсов впивается в самую чувствительную точку, и я охаю. Закрываю глаза, подставляя шею для мелких поцелуев.
Я настолько обескуражена, что не понимаю, как, а главное, когда ласки заканчиваются. Данис больше меня не трогает, лишь слегка придерживает под локоть, а свободной рукой поправляет свою рубашку. Оказывается, я успела расстегнуть несколько пуговиц.
— Возьми телефон и запиши мой номер. Я позвоню сегодня. Не надумывай и, самое главное, Катя, никуда не лезь. Делай то, что говорит отец. Поняла меня?
Киваю.
У меня будет его номер? Он мне позвонит? Сам?
— Ладно, ладно, — лепечу и, отлипнув от стены, открываю дверь в гардеробную.
По сути, мне и брать-то нечего. В доме родителей все есть. Шмоток точно навалом. Может, мак только прихватить?
Засовываю лэптоп в шоппер, на скорую руку завязываю на макушке хвост и быстро переодеваюсь в удобный флисовый костюм.
— Я готова, — выхожу к отцу, который разговаривает по телефону.
Вместо ответа папа кивает сначала мне, потом Дану.
Во дворе меня тут же усаживают на заднее сиденье машины, я даже рот толком не успеваю открыть.
Машина, которую взорвали, не горит. Ее потушили. Отец и Данис о чем-то говорят на улице, Дан кивает на стоящий неподалеку джип. Видимо, за ним тоже приехали.
Отец пожимает Кайсарову руку и спешит ко мне. Как только оказываемся в салоне, отдает водителю приказ везти нас домой.
— Папа…
Он смотрит на меня со злостью, но еще в его глазах усталость.
Поджимаю губы и не решаюсь продолжить. Он примчался сюда в страхе. Возможно, всю дорогу гадал, жива ли я вообще…
— Прости, — бормочу вполголоса, на что папа закрывает глаза и качает головой.
Все прямо как в тот день…
ПРОШЛОЕ
— Где ты была? — сурово, на грани крика спрашивает отец.
Папа смотрит на часы, а потом мне в глаза. Такие они у него сейчас… Ох, мамочки, ничего хорошего, в общем, его взгляд не сулит.
Я стою посреди отцовского кабинета, чувствуя подступающие слезы, а ведь буквально пять минут назад ехала в такси и улыбалась. Данис впервые за все время пригласил меня к себе в гости. Мы много разговаривали, лепили снеговика и смотрели новогодний фильм. Эти несколько часов пролетели за секундочку.
— В гостях, — шмыгаю носом, потому что папа, кажется, впервые повысил на меня голос.
— В каких гостях, Катя? Почему ты не предупредила? Почему не берешь трубки?
Шарю по карманам и, к собственному ужасу, понимаю, что батарея сдохла еще на последнем уроке сегодня.
— Я… У меня телефон сел. Я забыла…
— Забыла? — папа смотрит на меня как на дуру.
Сглатываю слезы и отвожу взгляд. Так больно почему-то. Очень. Я не сделала ничего плохого.
— Ты с этим мальчишкой опять была?
Киваю. После того как папа узнал, чей сын Данис, он как с цепи сорвался. Ничего слушать не хочет. Совсем.
— Мы, кажется, с тобой говорили на эту тему, Катя?! Разве нет? Ты обещала…
— Я ничего не обещала! — срываюсь на крик и громко шмыгаю носом. — Ничего!
— Ты не будешь с ним общаться. Поняла меня?
— Буду. Буду, понял? Данис хороший, я сегодня была у него в гостях, и меня там никто не убил!
Папа после моих слов чуть ли не белеет.
— Ты была у него дома? — прищуривается. И говорит так, боже, будто в гроб сейчас ляжет.
— Я… Я…
— Ты понимаешь, кто его отец? — Папа огибает стол и делает шаг ко мне. — Бандит, Катя! Настоящий. Он убивал людей. Он плохой человек. Тебе нельзя дружить с этим мальчиком.
Папина рука ложится на мое плечо. Передергивает. Не хочу, чтобы он меня трогал. Не хочу! Ненавижу его. За что он так с Даном? Он ничего плохого никому не делал!
— Нельзя? — в ужасе смотрю на отца. — Почему, папочка? Разве дети должны нести ответственность за поступки родителей? Разве они должны страдать из-за тех, кто их родил?
Я реву, но продолжаю стоять на своем. Не вижу перед собой почти ничего. Картинка давно размылась, но я не могу склонить голову и так легко сдаться! Ни за что!
— Должны?! — кричу во все горло. — Ты сам говорил, что Данис хороший парень! Он был у нас дома. Не раз. Он тебе нравился. А теперь, теперь…
Папа на мой всплеск эмоций не реагирует. Его не трогают ни мои доводы, ни притянутые за уши аргументы. Он считает себя правым и на этом ставит жирную точку.
— Иди в свою комнату. Ты наказана, Катерина, — спокойно изрекает отец и больше на меня не смотрит.
Только когда я оказываюсь на пороге кабинета, добавляет: