— И? — ее зрачки загораются неподдельным интересом.
— Мы над ними прикалывались, даже тренировку сорвали. В тринадцать лет ума нет совсем, — скольжу взглядом по Катиным губам, черт! — Наш тренер, — переставляю ногу, — это увидел и заставил целый месяц посещать тренировки по танцам, лично контролировал наши посещения и прогресс, — приподнимаю Катю над полом.
— И ты ходил? — она охает с таким заразительным весельем, болтая ногами в воздухе, упираясь ладонями мне в плечи.
Наш танец превратился в какие-то обжимания, не более.
— А куда бы я делся? — возвращаю ее на землю, нависая над красивым лицом.
— Устроил бы бунт.
— Мы были наказаны за дело.
— Ты же правда на меня не обижаешься? — шепчет, заглядывая мне в глаза.
В своей голове я перехожу черту. Вдребезги разбиваю грань дозволенного и толкаю Катю на кровать. Целую ее, целую и обнимаю.
В реальности же только чуть сильнее сжимаю пальцы на ее талии.
Сглатываю. Внутри все сжимается.
— Не обижаюсь. На тебя невозможно обижаться.
Катино лицо озаряет улыбка. Снова. И как только это происходит, мне самому становится неимоверно легче.
— Значит, мир? — протягивает мизинчик.
Киваю, обхватывая ее палец своим.
— Друзья навек, — выдает с придыханием, и все, что мне остается, согласиться. Сейчас и навсегда…
Глава 17
НАСТОЯЩЕЕ
Каждая минута сейчас — вечность.
Я лежу на кровати в номере какого-то непонятного отеля, в городе, название которого никогда не слышала. Большая стрелка настенных часов достигает двенадцати.
Ровно пятнадцать ноль-ноль. Дана до сих пор нет. Стоит об этом подумать, и все мое существо тут же ощетинивается, не желая принимать такую реальность. Он просто не может не приехать. Не может!
Я должна наконец-то взять себя в руки. Резко поднимаюсь с кровати, каждое движение отдается болью в висках. Запястья после веревок до сих пор огнем горят. Губы щиплет. Делаю несколько кругов по центру комнаты и все же заглядываю за грязную дверь ванной комнаты.
Серая, местами потрескавшаяся плитка, душевая кабина с уже изрядно пожелтевшей занавеской, унитаз и раковина. На удивление, керамика чистая, а кран даже блестит.
Открываю вентиль и подставляю ладони под холодную воду. Только она здесь, кстати, и течет.
Умываюсь. Долго держу израненные запястья под ледяной струей. Увлажняю виски́, будто это способно уменьшить долбящую боль.
Где же ты?!
Снова смотрю на настенные часы. Прошло полчаса, но Дан так и не появился. Я жду, что вот-вот в дверь номера постучат, а возможно, Кайсаров откроет ее ключом, который взял у администратора, но нет. Ничего из этого не происходит. Я по-прежнему одна в этом номере, городе, стране…
Он сказал ехать к границе. Где же я?
Верчу в руках мобильник. Пару раз набираю папин номер, но в последний момент стираю цифры подчистую. Повторяю манипуляцию раз пять.
Если папа найдет меня, он даже слушать про Кайсарова не станет. Он не захочет его спасать. А что, если они ранили его там, на заправке, и он потерял сознание? Что, если убили? Что с ним там будет?
Растираю лицо дрожащими пальцами. На принятие решения уходит пара секунд. Уверенно отталкиваюсь от мягкой кровати и поднимаюсь на ноги.
Прячу в карман худи телефон. Пистолет засовываю под резинку спортивных штанов, правда, идея оказывается провальной. Резинка не выдерживает тяжести металла и оттягивается вниз.
— Ладно, — набираю побольше воздуха в легкие, — дойти смогу.
Придерживаю ствол рукой через ткань кофты и выхожу за дверь. Предусмотрительно набрасываю на голову капюшон.
Как только оказываюсь за рулем, прячу пистолет в бардачок, а телефон бросаю в дверь слева от себя.
Завожу двигатель, смахиваю дворниками капли прошедшего дождя и трогаюсь с места. Машина дергается, когда отпускаю сцепление, но, к счастью, не глохнет.
Разворачиваю черного монстра на выезд из города. То, что я задумала, формальное самоубийство, но, если с Данисом что-то случилось, я не могу его оставить. Просто не могу.
— Друзья навек, — бормочу про себя, когда машина на скорости сто километров в час рассекает огромную лужу.
Не важно, что между нами произошло, не важно, что он предал меня как любимый человек. Он по-прежнему мой друг. Самый лучший. Такой, который никогда не оставит в беде. Поэтому и я его не оставлю, даже если это будет стоить мне жизни.
Я проезжаю километров двадцать, когда замечаю на обочине черный джип. Тот, что сопровождал нас с Даном. Машина охраны. Почему она здесь?
Резко поворачиваю руль влево, пересекая сплошную, и бью по тормозам, раскорячиваясь на половину встречки.
Джип наглухо затонирован. Что происходит внутри и есть ли там кто-то вообще, я не вижу. Крепко стискиваю руль. Дышу. Часто и глубоко.
Как только мои ноги касаются гравия, колени начинают подкашиваться. Задерживаю дыхание, слыша, как под ногами шуршат камни.
Крепче сжимаю в руке пушку и навожу ее на стекло со стороны водителя. Когда дергаю ручку двери, перед глазами темнеет буквально на мгновение. Меня могут убить. Достаточно одного выстрела, а я… я, кажется, даже пистолет с предохранителя не сняла.
Хотя какая теперь разница?
Хватаю ртом воздух. Зрение возвращается спустя какие-то секунды.
Я вижу Даниса. Он без сознания. Судя по тому, что машина заглушена, он был в себе, когда остановился.
— Дан? — сжимаю свои пальцы на его плече. — Ты меня слышишь?
Кайсаров едва заметно моргает. Когда открывает глаза, понимаю, что дело плохо.
Вздрагиваю, прижимаю ладошку к своим губам, чтобы не завизжать.
У него кровь. На шее и руке. Она стекает по пальцам, что не лежат на руле. Все просто ужасно.
— Приди в себя, — шмыгаю носом, пытаясь его встряхнуть. — Пожалуйста, я тебя умоляю. Слышишь?
Меня колотит. Эмоции зашкаливают настолько, что в какой-то момент я роняю пистолет. Паника захлестывает с каждой секундой все больше. Что мне делать? Он ведь будет жить?
— Нужно вызвать скорую. Я сейчас, потерпи, ладно? — бормочу больше сама себе и дергаюсь в сторону машины, на которой приехала, когда Данис хватает меня за запястье.
— Не вздумай, — сильнее стискивает пальцы на моей коже, — ты никому не должна звонить.
Он снова приоткрывает глаза, но, судя по всему, делает это с трудом.
— Ты умираешь, — всхлипываю, — тебе нужна помощь.
Кайсаров делает глубокий вдох и отрицательно мотает головой.