Фенринг почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
– Пусть Грикс Дардик оценит достоверность этих данных – как только придет в себя.
Глядя на окровавленного несчастного ментата, Фенринг изо всех сил старался сдержать гнев, но его недовольство еще больше усиливалось от того, что он видел: Императора совершенно не интересует экологическая катастрофа, не говоря уже о финансовых потерях Фенринга.
– Если это правда, сир, то мы должны всей силой имперского закона наказать Дом Харконненов. Граф Глоссу Раббан причинил огромный вред жизненно важной отрасли каладанской промышленности…
Шаддам прищелкнул языком.
– Успокойся, Хасимир! Я не могу вмешиваться во все мелкие склоки и распри Домов. Какие-то клещи и рыба? Я – Император всей известной вселенной.
– Склока? Хм-м-м, сир, я вложил в эту отрасль немалые деньги – по вашему же предложению.
– Я всего лишь дал косвенный совет, и к тому же я не сказал, сколько тебе на это потратить. Теперь, боюсь, ты потерял все, если эта зараза действительно так ужасна, как тебе написали. Как хорошо, что я никогда не любил лунную рыбу. – Он сохранял абсолютное спокойствие, чем еще сильнее раздражал Фенринга. – Я не стану впутываться в распрю между Атрейдесами и Харконненами. Они враждуют уже десять тысяч лет, и конца этому не видно. Ты это знаешь не хуже меня.
Фенринг уставил пылающий взгляд на Дардика, который никак не мог осознать все величину происшедшего несчастья. Он продолжал тыкать пальцем в рану на шее. Потом посмотрел на пятна запекшейся крови на руке.
Граф сказал:
– Дардик, ты проанализировал ситуацию после посещения рыбозавода и сказал, что с этой отраслью не может произойти ничего плохого.
– Я воспользовался другими словами, милорд. Но теперь, когда я вырвал этот проклятый имплант и лекарства больше не поступают в мою кровь, – я начинаю видеть ненулевую вероятность враждебного внешнего вмешательства, направленного против этой уязвимой отрасли. – Он нахмурился. – Мне стоило отказаться от лекарств раньше. Я же высокочувствительный ментальный организм, меня нельзя усмирять такими конскими методами.
С этими словами он выразительно посмотрел на кавалерийскую шляпу Фенринга, радуясь острому словцу.
– Я устал от распрей внутри Ландсраада, – сказал Шаддам. – Я не стану вмешиваться в этот конфликт. Пусть дома решают конфликт сами. У нас есть планы поважнее. На сегодня назначено прохождение судна с сокровищами! – Губы его разошлись в широкой улыбке. – Я покажу миру изобилие, которого мы достигли благодаря дополнительному налогу на специю. Мне поможет Императрица Ариката.
Эти слова не улучшили настроение Фенринга. Он никогда не считал удачной идею ослепить народ богатством. Особенно теперь, когда ему придется думать о собственных убытках.
Фенринг недовольно покачал головой, думая о неуместном послании герцога Лето. Он знал Глоссу Раббана по работе на Арракисе и удивлялся, что этот тупица смог придумать такой хитрый план. Граф подозревал, что подтолкнул Раббана к действию барон, а может, и их бракованный ментат. Сам Раббан ни за что не стал бы вредить Фенрингу. Ну не настолько же он туп, в самом деле!
Но какими бы ни являлись намерения, результат очень дорого обошелся Фенрингу, и он не мог оставить это без внимания. Наверное, стоит подстроить Раббану катастрофу на Арракисе… Он схватил Дардика за руку и повел его прочь.
– Это мой ментат, и я хочу обсудить с ним возможные последствия катастрофы.
Продолжая промокать рану на шее, Грикс Дардик сказал:
– Я все больше подозреваю барона в незаконных действиях, особенно на Арракисе.
Он посмотрел под ноги и осекся, словно раскаиваясь в сказанном.
– Ментат не должен говорить о подозрениях, – наставительным тоном произнес императорский ментат.
Он смотрел высокомерно и явно старался выставить себя в выгодном свете в глазах Императора, поставив другого ментата на место. Он встал перед соперником.
– Истинный ментат собирает и анализирует данные, просеивает их и, отбрасывая несущественные детали, фокусируется на главном. Потом выполняет проекции, а не выдвигает обвинения. Ты готов делать проекции, Грикс Дардик?
Тот сильно смутился.
– Я просто высказал предположение графу Фенрингу. Мои мысли не предназначены для широкой аудитории.
– Неудивительно, что его выгнали из школы ментатов, – сказал бухгалтер, насмехаясь над спутником Фенринга. – Барон Владимир Харконнен – верный союзник его императорского величества.
Дардик злобно посмотрел на него, как и Фенринг.
Шаддама все эта сцена только позабавила.
– Кажется, наши ментаты враждуют, как благородные Дома.
Он повернулся и пошел к выходу из караульного помещения в сопровождении надменного ментата.
Фенринг слышал, как Ариката расстроено сказала мужу:
– Дом против Дома, ментат против ментата. Это продолжается без конца. Империи нужен мир, а не бесконечные ссоры и распри. Тебе на самом деле пора поручить мне дипломатическую работу.
– Ты права, моя дорогая, – согласился Шаддам. Потом, повернувшись, обратился к Фенрингу: – Не отвлекай меня больше лунной рыбой и инвестициями. Ты должен остаться здесь, чтобы присутствовать на процессии сокровищ.
Фенринг с трудом скрыл возмущение.
– Возможно, мне придется вернуться на Арракис, чтобы следить за работой со специей – это моя приоритетная задача.
Не обращая внимания на недовольство Фенринга, Шаддам и Императрица покинули дом охраны. Ментат задержался, чтобы что-то сказать Дардику, но передумал и поспешил за августейшей четой.
Как школьный учитель, ведущий непослушного ученика за ухо, граф Фенринг потащил Грикса Дардика прочь. Ум странного человека уже блуждал где-то далеко; он вспоминал школу ментатов, которую посещал много лет назад.
Устав от лунной рыбы, распрей домов и имперской политики, Фенринг хотел сейчас только одного – вернуться к своим делам на Арракисе.
* * *
Что более ценно – верность или нравственность?
Герцог Паулус Атрейдес; из писем к сыну
– Вас трудно увидеть, герцог Лето Атрейдес.
Низкий голос незнакомого мужчины по самой тональности звучал угрожающе.
Лето не стал реагировать поспешной подозрительностью. С ним заговаривали и другие местные жители, пока он прогуливался по запруженному толпой рынку возле рифа. Продавцы закрепляли конденстенты, столы, навесы и шаткие полки, на которых раскладывали товары. Купцы и ремесленники торговались с покупателями, споря о цене и получая удовольствие от самого процесса. Мамы с шаловливыми детьми расставляли ящики, ведра и горшки, в которых лежали моллюски и морские ежи, собранные ими в лужицах, оставшихся после отлива.
