— У меня нет желания спорить с тобой, ученик мудреца, — отмахнулся Черный Генерал. — Я устал говорить, что если свобода приведет людей к самоуничтожению — таков их путь. Сама суть свободы в том чтобы иметь право даже на это.
— На что? На смерть? На зверства? На слезы и грязь?
— Если свобода приводит человека ко всем тем ужасам, что ты перечислил, то праотцы сделали ошибку, выпустив такую душу на свет.
Пепел покачал головой и сжал кулак, прекратив танец муз ветра.
— Ты создал в своем сознании идеальный мир, мечник. Но этому миру, как бы мне не хотелось в него поверить, не суждено стать реальностью. Людям всегда будут нужны те, кто ими правит, кто указывает им путь. А что же до справедливости — то… оглянись, мечник. Нет в этом мире справедливости. И никогда не было. Есть только жизнь, во всех её проявлениях. И я не сомневаюсь, что существу, прожившему дольше, чем сияют звезды, это известно куда лучше, чем мне. Так что ради, не побоюсь, нашей с тобой дружбы и братства, я прошу еще раз — избавь меня от громких слов о свободе и справедливости и ответь честно и искренне — ради чего ты хочешь во второй раз обнажить клинок против богов?
В отражении разноцветных глаз Хаджар не смог разглядеть лица Черного Генерала, но увидел, как тот опустил плечи и отвернулся от собеседника.
— Мне всегда было сложно с тобой, волшебник, — но этот раз голос Черного Генерала не был ни ветром, ни бурей, скорее — чем-то старым. Даже — древним. -Для столь юного возраста ты обладаешь слишком острым взором.
Черный Генерал опустился и поднял горсть земли. На его ладони она превратилась в высокий замок с черными куполами и золотыми парапетами.
— Ты рассказал мне свою историю, волшебник, послушай же теперь и мою, — Хаджар и сам был рад её послушать, если бы не все эти “староречивые” обороты. — Если сто человек скажут тебе, что мир вокруг стоит на голове, ты им поверишь?
— К чему этот вопрос, мечник.
Черный Генерал подул на ладонь и замок песчаным шлейфом унесся в сторону озера.
— Свобода, справедливость… горе и радость, смех и печаль и все то многое, чему я научился у смертных, Эш… мне это казалось тем же, чем тебе казался полет птицы. Но все волшебное со временем становится обыденным. И ты понимаешь, что у всего есть смысл. Предназначение. Некая… задача, исполнению которой все следуют прямо и безукоризненно, сколь бы витиеватым не казался этот путь со стороны.
Витиеватым, в данный момент, Хаджару казались только слова двух Древних. И, самое обидное, все это время, что ему приходилось напрягаться, чтобы понять хоть что-то из их обсуждений — он так и не приблизился к разгадке пути к Ордену Воронов.
— Но любой путь, чтобы не говорили мудрецы, имеет смысл лишь когда он конечен. И сколь бы ни были красивы виды, открывающиеся птицам, значение имеет лишь место, где они сложат крылья.
— Жизнь бесконечна, мечник.
— Только если она искусственна, волшебник. Только если жизнь — иллюзия, воплощенная кем-то и для чего-то. Очередная… задача. Функция. Как у голема, конструкта, созданного лишь для одного и не более. Жизнь, без смерти — сон. И видит вечность, я устал спать, Эш. Пришло время просыпаться.
Волшебник подошел чуть ближе.
— Позволь мне помочь, мечник… я знаком с твоим горем. Но я смог отпустить её — отпустить Рейку. Ты, как и некогда я, заблудился в собственном сознании и горе терзает твою душу. Позволь мне помочь и…
— Ты хороший человек, Эш, — перебил Черный Генерал. — мне будет жаль, если мой меч оборвет то, что ты из незнания или трусости называешь своей жизнью. Но, поверь мне, никакие твои слова или заклинания не остановят меня. Не остановят истинную свободу.
— Истинную свободу? — Пепел отшатнулся в сторону, а его посох вспыхнул пламенем всех цветов радуги. — Ты… ты не просто хочешь сразиться с богами… ты…
Черный Генерал обернулся и посмотрел прямо в глаза волшебнику.
— Как я и сказал, дитя, твой взор слишком острый для твоего возраста, — произнес он тихо и почти неслышно, а затем куда громче. — Беги, волшебник. Труби во все горны и трубы. Кричи на каждом углу. Собирай армии, заключай союзы. Призывай богов и драконов, фей и гномов. Великанов и наг. Людей облаков и обитателей летающих стран. Но все это закончится единственным образом. И это — конец моего пути, а вместе с ним — конец той иллюзии, что ты называешь Безымянным Миром.
С широко раскрытыми глазами Пепел с трудом произнес:
— Ты… ты…безумен. Ты безумен, генерал! — и с этими словами исчез во всполохах синего пламени.
Черный Генерал остался один.
— Безумен… — произнес Враг, бросив быстрый взгляд на ленту, подаренную ему богиней. — Это ты имел ввиду, другой я, когда сказал, что я увижу суть лишь когда окажусь единственным разумным среди сотен безумцев?
Другой я?
В следующее мгновение Хаджар вновь стоял напротив Хельмера.
Глава 1696
— … ничего не выйдет! Какая кровь, когда речь идет о магии велик… — Хельмер осекся.
Перед ним на земле, в небольшом углублении, оставшемся от магии и горячих искр, лежал самый обыкновенный пергаментный свиток, запечатанный столь же тривиальной восковой печатью.
— Ты хотел что-то сказать, демон?
Кошмар выругался.
— Не злорадствуй, Хаджи, — процедил он сквозь зубы-клыки. — Это моя изюминка.
Хаджар пожал плечами и потянулся было к свитку, как его остановил взмах когтистой ладони.
— Давай сперва проверим, — протянул Хельмер, после чего достал из-за пазухи небольшой кожаный мешочек.
Высыпав на ладонь серого порошка, в котором легко узнавался “песок” мира демонов, Хельмер сдул его в сторону свитка.
Стоило первым мерцающим частицам упасть на пергамент, как в небо тут же выстрелил сноп оранжевых искр, внутри которого Хаджар увидел отчетливый лик какого-то зверя.
— Старый трюк, — фыркнул Хельмер, после чего потянулся к свитку, но, замерев, что-то прошептал и сыпанул еще немного костяной пыли. Сперва ничего не происходило, но уже через пару мгновений последняя, маленькая, но от того ничуть не менее смертельная искра взвилась к ночным покровам. — Или не такой уж и старый… Пепел всегда умел удивлять, даже когда речь заходит об артефакте, возрастом в несколько эпох.
Хаджара несколько занимал тот факт, что Хельмер никогда не позволял себе сквернословить по отношению к древнему волшебнику. И это учитывая, что демон мог поносить кого угодно — хоть Яшмового Императора, хоть своего собственного Князя.
— Вот теперь, — в который раз он потянулся к свитку и… снова замер, так и не коснувшись пергамента.
Затем, напоминая пациента перед особенно болезненной процедурой лекаря, задержал дыхание и резко схватил свиток с земли. Хаджар мог поклясться, что демон даже зажмурился на мгновение.
