– Он пьяный совсем, – поторопилась ответить Полина. – Идти не может.
Скорее всего, Ваня отодвинул мобильник в сторону, чтобы, не смущаясь, высказать всё, о чём он сейчас подумал. Или прикрыл его ладонью, потому что Полина слышала только непонятный шорох, а слова долетали словно бы очень издалека – на разобрать. Потом опять прозвучало громко и ясно:
– А вы где?
– Мы тут недалеко от метро.
Полина развернулась в сторону окна. На стекле было написано название кафе. Хоть и в зеркальном отражении, но она легко прочитала надпись.
– Понятно, – отозвался Ваня и умолк.
Не иначе выдерживает паузу, прежде чем сказать: «Мне некогда. Ничем помочь не могу. Жутко занят. Давай сама разбирайся. Я с вами не пил».
Обычно он ведёт себя вполне порядочно, но это вовсе не значит, что согласится ещё и возиться с пьяным придурком из общаги только потому, что учится с ним на одном курсе и частенько тусуется в общей компании. А с Полиной его вообще ничего не связывает, кроме короткого знакомства. Так почему она решила, что он бросит свои дела и примчится по первому её зову?
Вся её блестящая идея – насмарку. И неизвестно, когда ещё появится шанс с Ваней увидеться, не в присутствие толпы, а почти один на один. Мартина в нынешнем состоянии можно и не считать. И Полина уже готова была разочарованно вздохнуть, но тут услышала:
– Скоро приеду.
Не то, чтобы скоро – Мартин даже успел изъявить желание, заказать что-то ещё, и Полине еле удалось его отговорить – но Ваня действительно приехал. Полина увидела его сквозь окно ещё на подходе. И он её увидел, качнул головой, прибавил шаг, подойдя к столику, критично глянул сверху-вниз.
– Март! И с чего ты так набрался-то?
Мартин вскинул голову, вперил взгляд в приятеля и философски изрёк:
– Должны же быть в жизни хоть какие-то радости.
– А-то у тебя всё горести, – откликнулся Ваня с такими интонациями в голосе и с таким выражением на лице, что Полине невольно вспомнились её же слова: «По большей части, напряг в жизни бывает от собственной глупости». Потом поддел Мартина подмышку, дёрнул вверх: – Подъём!
Тот послушно поднялся, опираясь о край столешницы, неуверенно пошатнулся, налёг на Ваню.
– Теперь ноги переставляй. Поосмысленней.
Оказавшись на улице и отойдя всего несколько шагов от входа в кафе, Мартин неожиданно завопил:
– Стой-стой-стой! – и упёрся подошвами в асфальт, чтобы Ваня не мог сдвинуть его дальше.
– Чего ещё? – возмутился тот, но всё-таки притормозил, а Мартин обратил взор к темнеющему небу и вдохновенно произнёс:
– Дай вдохнуть свежий воздух. Чтобы полной грудью.
– Март! – прорычал Ваня сквозь стиснутые зубы, борясь одновременно с двумя противоречивыми желаниями: разозлиться или заржать.
Полина держалась чуть в стороне, в любой момент готовая сделать вид, что она не с этими двумя, а просто «мимопроходил».
– Ну всё! Идём дальше, – благосклонно разрешил Мартин и даже стронулся с места первым, направился к машине, намереваясь вырулить к передней двери, но Ваня решил по-другому.
– Ручная кладь – сзади. А то ещё и багажник есть.
– Ха-ха! Остряк! – театрально выдал Мартин и многозначительно предупредил: – Я ведь могу и обидеться.
Ваня кивнул.
– Ага! И двинешь в общагу своим ходом?
Мартин гордо вскинулся, но при этом ухватился за ручку задней двери, широко распахнул её, сам едва не отлетев, чудом удержался и принялся пропихиваться в салон, патетично восклицая:
– А ещё друг. Ну да ладно. Можешь выделываться перед девушкой. За счёт меня. Если тебе так надо. – Он уселся, широко взмахнул рукой. – Разрешаю.
Ваня закатил глаза, обречённо выдохнул, обернулся к топтавшейся на месте Полине.
– Сядешь вперёд? Или ты опять…
Она не стала дожидаться, пока он договорит, направилась к передней двери.
Для «опять» не самое подходящее время. Полина ещё в кафе наслушалась пьяной болтовни и дурацких шуточек, и ей совсем не хотелось, чтобы Мартин опять заснул у неё на плече.
– Ну да, конечно, – возмущённо завёл тот. – Её-то к себе поближе. Понимаю-понимаю. Кто бы сомневался?
Он бы и дальше бухтел, но на него не обращали внимания, и Мартин смиренно затих. И Полина молчала, думала над его словами, вот этими: «перед девушкой выделываешься… тебе так надо… её к себе поближе». Они – просто бессмысленный трёп или прозвучали отнюдь не случайно?
Наверняка же не случайно. Пьяные вечно проговариваются и выдают секреты. И тогда получается, что Мартин и Ваня говорили о Полине. А сейчас один «выделывается», чтобы произвести впечатление, другой подыгрывает и сопереживает.
Значит, она ещё больше продвинулась по нужному пути, и какая же она умница что решила не вызывать такси, а обратиться за помощью. И вообще, даже если не вспоминать про спор, всё равно приятно.
19
19
Пока ехали до общаги, Мартин, конечно же, заснул, развалившись на сидении, и настолько крепко, что его никак не удавалось растолкать. Он недовольно мычал и отмахивался, но даже глаз ни разу не открыл. Ваня чуть ли не за ноги вытаскивал его из машины и сдержанно чертыхался.
– Март! Чтоб тебя!
– А! – неожиданно отозвался тот.
Стоило ему оказаться в вертикальном положении, как его глаза широко распахнулись, словно он и не спал ещё секунду назад. Узрев знакомое здание, Мартин радостно сообщил присутствующим:
– Вот и добрались.
Ваня сдавленно кашлянул и поволок его к крыльцу, по дороге с надеждой глянул на Полину.
– Скажи, что он живёт на первом этаже.
Она бы с превеликой радостью, но…
– На первом вообще нет жилых комнат.
Полина открывала двери, а Ваня проталкивал Мартина внутрь. Тот помогал как мог – хотя бы не падал, и только оказавшись в холле с налёта плюхнулся на лавочку возле будки вахтёра, привалился спиной к стене, но при этом не забыл воскликнуть, просияв улыбкой:
– Ой, тётьЛюб, добрый вечер!
ТётьЛюб оторвала взгляд от экрана маленького телевизора и с интересом воззрилась на вновь прибывших. Судя по всему, устраивать скандал она не собиралась.
Ваня посмотрел вперёд, потом на приятеля и наконец остановил взгляд на Полине.
– А высоко ему? Номер комнаты какой?
Полина виновато пожала плечами. Ей вообще казалось, что Мартин живёт сразу везде: куда его занесёт, там и обитает. И сам он тоже не торопился отвечать, смотрел влюблёнными глазами на всех подряд – на друга, на Полину, даже на вахтёршу, и, кажется, воспринимал их как одного человека.
