Мюррею никогда не давались языки, но он не сомневался, что в латиноамериканской стране через месяц бегло заговорит по-испански. Местные жители станут хвалить его. Он познакомится с тамошним рынком недвижимости: «Se vende, se rente».
[41] Если он задержится там подольше, то, возможно, купит casita
[42] и осядет в тех краях. Дети, которых всегда влечет к нему закон земного притяжения, будут приезжать к нему и восхищаться независимостью отца, тем, как легко он договаривается с продавцами черепицы, с el plomero, el electricista.
[43] Сын с дочерьми перестанут по любому поводу донимать его просьбами об осторожности и с восторгом отдадут должное его умению торговаться на базаре. Он организует для них рыбалку в открытом море, а вечером они зажарят на гриле свой улов, потягивая cervezas и vino blanco.
[44]
«Отец», — скажут они. «Papa»
[45], — поправит он их.
В воображении Мюррей набирал номер турфирмы.
«„Buenas Aventuras“,
[46] — услышал он голос в трубке. — Слушаю вас».
* * *
Звонок раздался в 2:58 ночи. Рут знала время, потому что развернула часы с подсветкой к себе, чтобы утром встать пораньше и успеть позаниматься йогой, прежде чем проснутся Лиззи и Джордж.
Звонки посреди ночи никогда не сулят хороших новостей.
— Это дом Блэров? — спросил женский голос на другом конце провода.
Рут задрожала.
— Да.
— Я звоню по поводу вашего отца, — начала женщина. — У него случился тяжелый инсульт с летальным исходом.
Неожиданно для себя Рут самым идиотским образом спросила:
— Но он хорошо себя чувствует?
Женщина в трубке замялась:
— Вы, наверное, меня не поняли. Я сказала: с летальным исходом.
На соседней кровати Лиззи приподнялась на локте и включила свет.
— Пожалуйста, скажи, что все хорошо! — взмолилась она.
Рут положила трубку, взглянула на сестру и кивнула, но кивок превратился в покачивание головы, и Лиззи все поняла. Она села в кровати и прижала ладони к лицу, не проронив ни слова.
«Так, — думала Рут, чувствуя, как тяжело колотится сердце. — Так. Это случилось. Что надо делать? Что теперь? Почему я не рыдаю? Почему не плачет Лиззи? Да что мы за люди?!»
— Что произошло? — приглушенным ладонями голосом спросила Лиззи.
— Очередной инсульт. На этот раз обширный.
— Надо сообщить Джорджу.
Вместе они босиком прошлепали по коридору к комнате брата. В отличие от сестер, Джордж выкрикнул сдавленное: «Нет!», из-за чего Рут и Лиззи наконец заплакали, и все трое сгрудились на двуспальной кровати, сблизив головы и обнимая друг друга.
— Надо было перевезти его в Конкорд, — сокрушался Джордж, и ни одна из сестер не могла ему возразить.
В общей печали они согласились, что до утра смысла ехать в больницу нет. Нужно будет принять много решений. Хотел ли отец, чтобы его кремировали, и если да, то где надо развеять прах? Или он предпочел бы традиционные похороны? И почему они никогда не обсуждали это с ним? Даже Рут, всегда заводившая гнетущие разговоры, поднимала любые вопросы, связанные с последними годами Мюррея, кроме одного.
— Что мы будем устраивать — гражданскую церемонию или церковные похороны?
— Папа не принадлежал к церкви, — напомнил Джордж.
— А как было, когда хоронили маму и Дэниела? — спросила Лиззи.
— А разве ты не помнишь? — удивилась Рут.
— Я помню только подносы с лазаньей и горы шоколадного печенья, — призналась Лиззи. — И каких-то грудастых теток, которые меня тискали. И как папа стоит на улице и курит.
— Тогда были церковные похороны, — сказала Рут. — Ты правда не помнишь? Два гроба, бок о бок. Море белых лилий. Душераздирающее зрелище.
— Отец в черных очках, — добавил Джордж.
— Он был раздавлен, — объяснила Рут.
— Как и мы все, — напомнил Джордж.
Рут закрыла лицо руками.
— Не могу поверить, — всхлипывала она. — Еще вчера мы вместе ели пиццу. Может, это произошло из-за острой еды? Или из-за вина? Может, не стоило давать папе алкоголь?
Ужасная мысль посетила их всех, и снова никто не возразил Рут, что случившегося не воротишь. Казалось, чувство вины только помогает им наконец осознать невыносимый факт смерти Мюррея.
Наконец Лиззи предостерегла Рут и Джорджа:
— Слушайте, такие мысли не приведут ни к чему хорошему. Не надо забывать, что ему исполнился восемьдесят один год. Он ушел при благоприятных обстоятельствах: ему довелось быть рядом с нами до самой смерти.
Рут высморкалась.
— По крайней мере, никто из нас не умер раньше него, — угрюмо произнесла она.
Лиззи удивилась нездоровой забывчивости сестры.
— Потому что смерть еще одного ребенка его бы убила, — добавила Рут, кивая собственной мудрости.
— Думаю, нам нужно попытаться поспать, — через некоторое время сказал Джордж. — Кто сообщит Бойду, когда он придет на работу?
— Я, — вызвалась Лиззи. — Все равно я вряд ли смогу уснуть.
В комнате с двумя кроватями Рут и Лиззи забрались под одеяло. Луны в небе не было, и вокруг царила темень. Лиззи лежала на спине со сложенными на животе руками. В их жизни теперь начинался третий период: круглое сиротство. Лиззи жалела, что не удалось провести время с отцом в больнице наедине; Рут такая возможность представилась, и Джорджу тоже. Хотя Лиззи виделась с Мюрреем почти каждые выходные, ей казалось, что она не сказала ему нечто очень важное, что говорят человеку, едва пережившему смертельную опасность. Например, как ей жаль, что подростком она так бесновалась. Как жаль, что в колледже она взяла академический отпуск и поехала по Мексике в старом школьном автобусе с неисправными тормозами. Мобильные телефоны еще не появились, и она всего раз в неделю звонила Мюррею, который в то время ухаживал за собственной умирающей матерью. Действительно ли Лиззи нужно было «искать себя» именно тогда, добавляя отцу переживаний?
Она повернулась на бок и подоткнула подушку. Отец часто говорил, что хочет только одного: счастья для трех своих детей. Счастлива ли Рут? Ее отношения с Морганом не кажутся очень уж романтичными, и она всегда столько работает. А Джордж? У него достойная профессия, и он увлекается бегом, но его личная жизнь сошла на нет. Что до самой Лиззи, то полтора года связи с Гэвином завели ее в тупик. Чтобы оправдать потраченное время, она могла хотя бы родить ребенка.
