По существу, Лиззи ненавидела мать за то, что та умерла, и не собиралась облегчать жизнь Мюррею. О, она доставляла ему массу неприятностей: кражи в магазинах, наркотики. Она научилась заводить машины без ключа и открывать замки шпилькой. Мюррей заработал язву. Ярость Лиззи стала остывать только к двадцати пяти, после того как Джордж и Рут на Рождество сделали ей втык и убедили Мюррея отказать дочери в деньгах, если она не возьмется за ум. Им удалось пристыдить Лиззи. Она вырыла яму, свалила туда весь свой гнев и утрамбовала. Поступила в аспирантуру. Встретила Брюса. Поклялась заботиться об отце, и, когда появилась работа в университете штата на севере Нью-Гэмпшира — недалеко от того места, где Мюррей, уйдя на пенсию, купил фермерский дом, — Лиззи ухватилась за нее и радовалась, что сможет быть рядом и помогать отцу в старости, готовить блюда, которые готовила ее мать, подменять его во время сбора семян подсолнечника. Она чувствовала себя преданной дочерью, какой никогда не была, и это делало ее счастливой. Единственное, что она ненавидела, — ход времени, поскольку годы неумолимо утекали один за другим.
* * *
В субботу вечером, после того как дом покинули хмурые полицейские Остин и Боб, трем детям Блэр удалось приготовить ужин, почти не поссорившись, что очень обрадовало Мюррея. И оттого, что настроение отцу может поднять столь незначительное обстоятельство, Лиззи расстроилась и испытала чувство вины.
— За моих детей, — провозгласил Мюррей, поднимая стакан.
— За тебя, папа, — сказала Рут, в свою очередь поднимая бокал с вином. — За лучшего отца на свете.
В середине ужина Лиззи вдруг вспомнила про соседских кошек. Она вскочила и схватила сумочку и ключи:
— Мне все равно надо забрать из дома вещи для ночевки.
— Ты ведь не планируешь навестить Гэвина, правда? — спросил Мюррей. — Мне не хотелось бы так думать.
— Может, мне поехать с тобой? — предложила Рут.
— Может, вы перестанете намекать мне, что я психопатка? — парировала Лиззи. — Вернусь через час.
Сев в машину, она открыла окна и вдохнула прохладный осенний воздух, чтобы успокоить нервы, но на подъездах к Шугар-Хиллу снова начала мрачнеть. Вдали от семьи, от счастливого стука вилок о тарелки, она стала гадать, с кем разговаривали полицейские и не приперли ли они к стенке Джессику, чтобы услышать ее вариант случившегося — разумеется, в пользу Гэвина. Лиззи мало общалась с девчонкой, но те пару раз, что они встречались, Джессика, учившаяся в частной школе в Нью-Йорке, была угрюмой и вела себя высокомерно, с пренебрежением относилась к провинции, не высовывала носа из своего айфона и не расставалась с розовыми пакетиками витамина С. Лиззи не сомневалась, что надменная девица могла представить ее сорвавшейся с катушек маньячкой, вознамерившейся портить имущество и калечить людей.
Тут уж ничего не изменишь, напомнила себе Лиззи. Значит, нет смысла и беспокоиться.
Когда она открыла дверь соседского дома, кошки уже вопили. Лиззи насыпала корма им в миски, проверила, есть ли вода, и вычистила лотки. Потом она подъехала к своему дому и собрала пижаму, халат и туалетные принадлежности. У нее есть контрольные, которые надо проверить до понедельника, и…
Господи, вдруг подумала она. А если ее арестуют?
У Лиззи никогда не было настоящих проблем с законом, она ничего не знала о полицейских процедурах, если не считать криминальных фильмов, и теперь представляла себя в оранжевом комбинезоне, сидящей в камере на холодном цементном полу. Отпустят ли ее под залог? И что она скажет своим студентам, если не отпустят?
В ужасе от этих мыслей, Лиззи сунула пачку контрольных в сумку и выключила в доме свет. В машине она снова стала убеждать себя, что волноваться бессмысленно. Кто знает, что может случиться? Гэвин так же непредсказуем, как она сама. Лиззи задумалась, что он делает сегодня вечером, и поколебалась у выезда на улицу. Может, притормозить у его дома? Продемонстрировать беспокойство по поводу ожога. Это не значит, что она согласна на примирение, но, возможно, проявления заботы будет достаточно, чтобы он снял свои обвинения.
«Нет, — сказала она себе. — Держись от него подальше. Эмоции еще бурлят. Сворачивай направо и выезжай на шоссе. Только не налево. Ни в коем случае не сворачивай налево. Даже если от этого будет зависеть твоя жизнь».
И свернула налево.
Дом Гэвина находился в трех километрах и прятался за большими елями. Лиззи не стала заворачивать на подъездную дорожку и таким образом возвещать о своем прибытии, а съехала на обочину, чтобы обдумать свои слова. Она заглушила мотор и выключила фары. Первый этаж дома был освещен, и Лиззи увидела Джессику, хлопочущую на кухне. Она представила, как девушка разогревает в микроволновке готовый замороженный ужин, наливает Гэвину красное вино в его любимый широкий бокал, а тот вращает его и оценивает букет — Лиззи никогда не утруждала себя этим обрядом, что обычно злило Гэвина. Она воображала, как Джессика поправляет подушечку под перебинтованной рукой отца, приносит ему лекарства, стакан воды.
В это время звякнул телефон: пришла эсэмэска. «Где ты?» — писала Рут.
«Уже еду», — ответила Лиззи.
«Давай скорее».
«Ладно. А к чему такая спешка?»
«Хочу кое о чем поговорить, пока все здесь».
«Потому что завтра меня могут замести в кутузку?»
«Хватит. Отец устал. Он хочет после игры лечь спать».
«Тогда перестань мне писать, чтобы я могла вести машину».
Рут не ответила. Лиззи уставилась на телефон. Она снова закипала и начала придумывать сообщения Гэвину.
«Брось врать полиции. Я на тебя не нападала. И мне совсем тебя не жалко. Сам виноват».
Или: «Мне по барабану».
Или: «Плевать с высокой колокольни».
Или: «Мне по херу».
Гэвин заслужил, чтобы как можно больше людей говорили ему подобное.
Его жена наверняка так и выражалась. Ну и брак у них! Ни капли любви не осталось, но после стольких лет они до сих пор не разведены. Лиззи видела Джоанну однажды летом, когда та приезжала из Нью-Йорка забрать плетеное кресло, которое Гэвин хранил в сарае. Гэвин не позаботился о том, чтобы Лиззи в это время не было в доме, и ей пришлось выдержать удивленный взгляд, когда бывшая вышла из «приуса» и столкнулась с Лиззи, направлявшейся к своей машине после четвергового дневного свидания.
— А вы которая из них? — спросила Джоанна. Ее темные волосы были гладко зачесаны назад и безжалостно стянуты, как у старой балерины. Дряблые мочки ушей отягощали тяжелые серьги.
— Я Лиззи. — «Курва Лиззи».
— Так, значит, вы нынешняя счастливица? Скажите, Гэвин все еще утверждает, будто я хочу ободрать его как липку? Так вот, это неправда. Жадный сукин сын. Прилюдно бросается деньгами, а экономит на самом необходимом. Покупает дорогое вино, но когда надо платить за обучение Джессики, тут же оказывается, что ему не переводят роялти. Так что наслаждайтесь хотя бы вином, цыпочка! — воскликнула она, энергично рубя руками воздух. — Привет, Гэвин.
