Лиззи начала расти немного быстрее, но никогда не была, как говорила ее мама, дюжим ребенком — это определение скорее относилось к Джорджу, который, согласно записям в детском альбоме, весил при рождении ни много ни мало четыре килограмма девяносто пять грамм и все детство отличался лишним весом. И неудивительно, поскольку Джордж любил поесть. Он уплетал за обе щеки вермишель с маслом и сладкие хлопья, ростбиф с кровью и любые сырые овощи, которые резала мама, литрами хлестал молоко, уминал пироги. Лилиан говорила, что, дай ему волю, он слопает весь дом со всеми его обитателями.
«Какой же ты обжора!» — в шутку укоряла его мама, нежно обнимая.
Но его младшая сестра всегда оставалась крошкой, и поскольку Джордж был на шесть лет старше и уже при появлении на свет весил вдвое больше, то чувствовал необходимость заботиться о ней. Дэниел, двумя годами старше Джорджа, не хотел таскать за собой мелких на прогулки с друзьями, а Рут занималась музыкой и танцами, а в остальное время сидела уткнувшись в книгу.
И потому Джордж, взяв Лиззи под крыло, учил ее завязывать шнурки, свистеть, делать кувырок через голову, кататься на велосипеде, нырять — всему на свете, и неустанно проверял, нет ли у нее на пути камней, в постели — пауков, а в сладких смесях — арахиса, на который у нее была аллергия.
Иногда мальчишки-шестиклассники пинали во время перемены на школьном дворе мяч прямо в младших девочек. Лиззи, собственно, помощь не требовалась — даже в детском саду она уже умела послать мяч назад с не меньшей силой; но Джордж подкарауливал обидчиков после школы и грозился поколотить, если они еще раз направят снаряд в его сестру. В старших классах, после катастрофы, Джордж стал еще более бдительным и анатомически четко выражал свои намерения: когда его одноклассник назвал девочек из средней школы спелыми вишенками, которые только и ждут, чтобы их чпокнули, Джордж шваркнул нахала об стену и предупредил, что оторвет ему яйца, если тот посмеет хотя бы взглянуть на его сестру с такими намерениями.
С годами Лиззи все больше и больше тяготилась опекой брата. Ей хотелось, чтобы он не драматизировал события. Пусть мальчишки сколько угодно болтают о вишенках — она сама решит, кому и когда позволить чпокнуть свою. Однажды она даже потребовала, чтобы Джордж не вмешивался в ее жизнь.
— Не лезь в мои дела! — крикнула она.
— Я не хочу, чтобы ты страдала, — ответил Джордж.
— Да куда уж там, ты же вечно висишь у меня на плече!
Джордж очень обижался, когда Лиззи отказывалась от его помощи. Он считал свои поступки правильными, и порой его возмущало, что сестра не ценит заботу. Когда Лиззи училась на втором курсе Университета Нью-Гэмпшира, она случайно проговорилась брату, что собирается принять экстази перед концертом, и Джордж, недавно поступивший на работу медбратом в соседнем Портсмуте, уверился, что она совершит какую-нибудь глупость, например выпьет целую ванну воды. Он попросил одного приятеля присмотреть за сестрой, но тот скорешился с другом Лиззи, и они исчезли, оставив ее одну; в тот вечер, когда Лиззи возвращалась домой, на нее напал серийный маньяк, за которым полиция гонялась уже два месяца, и тот факт, что он ее не изнасиловал (без сомнения, благодаря брелку сигнализации для личной защиты, который дал ей Джордж), был слабым утешением, поскольку Лиззи пришлось давать против злоумышленника показания в суде, а эта морока как раз совпала с подготовкой к сессии, и в результате Лиззи сдала экзамен по поэзии эпохи романтизма на тройку.
Плохая оценка сама по себе привела ее в уныние. Но когда Лиззи узнала от приятеля Джорджа, что брат приставил его наблюдать за ней, то пришла в бешенство.
— Я боялся, что у тебя будет гипергидратация, — робко объяснил Джордж.
— Заведи свою личную жизнь! — крикнула Лиззи.
Могла бы проявить чуть больше понимания.
* * *
Что касается Гэвина, то Джордж видел его всего несколько раз, но у него сложилось резко негативное впечатление, в основном из-за привычки престарелого ловеласа хвастаться знакомствами (Пол Саймон,
[10] чтоб тебе скиснуть!), а также потому, что Гэвин все время, с первой же встречи в доме Лиззи как-то в воскресенье, называл его Грегом. Тогда Джордж заехал, чтобы отдать сестре старую байдарку (и дураку было понятно, чем эти двое занимались до его прихода), и Гэвин, вероятно в посткоитальной рассеянности, то и дело говорил: Грег то да Грег это. «Ты любишь охоту, Грег?», «Ты любишь рыбалку, Грег?». Достал! Каждая деталь изобличала эгоцентричного засранца: он не предложил Джорджу помочь отнести лодку на задний двор, а когда Джордж вытащил из машины пилу для обрезки сучьев, не выказал ни малейшего интереса к тому, что надо пилить, — вместо этого выхватил свой айфон и уткнулся в него, качая головой над какими-то забавными сообщениями. Не иначе как от Пола Саймона.
Зато Джорджу удалось поговорить с сестрой наедине.
— Давно ты с ним?.. — начал он, когда они с Лиззи осматривали ветки, которые надо спилить.
— Он не бойфренд, если именно это тебя интересует, — ответила сестра.
— А кто же?
— Друг, — сказала Лиззи. — Я бы сказала, с привилегиями.
— Ага, прекрасно. — Джордж взглянул наверх, прищурился и стал пристраивать полотно пилы туда, где ветка отходила от ствола. — Смотри, чтобы потом не пожалеть.
— Если ты так беспокоишься, то стоило бы поговорить про Брюса.
— Не думаю, что старикан «с привилегиями» — это выход.
— Отвали, Джордж.
— У него еще нет Альцгеймера? Просто интересуюсь, поскольку он не в силах запомнить мое имя.
— Ему шестьдесят пять. Он не старикан, и Альцгеймера у него нет.
— Ха-ха, год до пенсии, — заметил Джордж. Он еще раз потянул пилу на себя, и ветка упала на землю.
— Я ухожу! — крикнул Гэвин с заднего крыльца. — Пока, Грег. — И он помахал рукой.
— Счастливо, Говин, — ответил Джордж.
После этого Джордж почти не встречался с Гэвином, поскольку Лиззи ясно дала понять, что не собирается вводить этого человека в семью. Гэвин не ходил с ними на байдарках в День поминовения, не был на дне рождения Мюррея в июле, когда Джордж привез немецкий шоколадный торт из любимой кондитерской отца в Конкорде, а Лиззи собрала корзину для пикника. Джорджа беспокоило, что его сестра тратит драгоценное (читай: детородное) время на человека, с которым ей ничего не светит, но что может сделать старший брат, когда сестра уже выросла?
Ничего, мрачно признавал Джордж.
* * *
В тот теплый сентябрьский день после обеда Джордж поехал в город встретиться со старым другом, надеясь уговорить его утром в воскресенье выйти на пробежку. Он знал, что родные могут воспринять это как неуважение — в первую очередь так подумает Рут, особенно учитывая ссору Лиззи с Гэвином; но Джордж считал, что во время семейных сборов иногда ради сохранения рассудка надо вырываться из дома. Ничего страшного, если в воскресенье отец и сестры позавтракают без него.
