Здесь ужасная мобильная связь.
Всегда одни и те же предложения. Их Джош получает на свои просьбы о разговоре – или, как я предполагаю, в ответ на звонки. Односложные отговорки. Но между ними есть и более длинные диалоги, вроде тех, что я веду с Ханной. О событиях из нашей юности.
Только когда Джош поворачивает ко мне голову, я замечаю, что переместилась ближе. Между нами зазор шириной в ладонь. Он быстро пролистывает наверх, и мне бросается в глаза, что Джош почти всегда писал, в то время как от Беверли много голосовых сообщений, некоторые из которых длиной в пару секунд.
– Я думаю, это сообщение от Беверли было последним, перед тем как что-то произошло.
Джош снова прокручивает сообщения до ноября прошлого года. В верхней части экрана много голосовых сообщений от Беверли, а под ними текстовое сообщение:
Я пришлю тебе позже аудио, окей? <3
Автоматически я читаю сообщение Джоша перед ним:
Я клянусь, если доберусь до этого Тайлера…
Береги себя.
Пожалуйста.
– На что ты отвечал? – Я указываю на его сообщение, и, пока экран гаснет, он рассказывает, что незадолго до этого в последний раз разговаривал с Беверли по «Скайпу».
– Она была в полной эйфории, потому что игра в прятки с Ханной, девушкой, о которой она все время говорила, должна была скоро закончиться. Я так радовался за нее.
Он излучает что угодно, кроме радости, по крайней мере, сегодня, здесь и сейчас. Вспоминая об этом, он даже не улыбается, хотя видно, что пытается. Его большой палец проводит по экрану, по, наверное, сотням аудио, которые Беверли присылала ему.
– Это должны были быть последние выходные, когда ей нужно было выносить Тайлера и все это «объединение», как она называла Воронов и Львов. По меньшей мере, так она сказала. Она была где-то на побережье, был сильный ветер, волосы постоянно падали ей на лицо, и я помню, что сидел перед казармой и готов был бросить все, чтобы прилететь к ней.
Взгляд Джоша устремлен вдаль и полон тоски, которая напоминает мне о тоске по дому. У меня в груди все сжимается.
– Мне бы хотелось, чтобы я так и сделал. – Его голос прерывается и вызывает жжение в моих глазах.
Я подумываю взять его руку, которая судорожно сжимает телефон на коленях, но ощущение дистанции между нами удерживает от этого. Он сейчас очень далеко отсюда, не здесь, в парк-отеле. Не со мной.
Потом он смотрит на меня красными от невыплаканных слез глазами.
– Я должен был это сделать. Я должен был бросить академию и приехать сюда. После этого уик-энда ее больше никто не видел.
Я все-таки беру его за руку. Я с ним в его горе, как он был со мной во время моей панической атаки в башне две недели назад.
– Здесь нет твоей вины, – повторяю я снова и снова, но он, судя по всему, смотрит на это иначе.
Он упрекает себя, потому что не сразу воспользовался всеми рычагами, которые пустил в ход за прошедший год. Детективами, которые по прошествии всех этих месяцев уже ничего не смогли выяснить. Шпионскими программами, с помощью которых Джейс пытался нелегально установить местонахождение телефона Беверли. Но ее сим-карта давно деактивирована – как и функция определения местоположения.
– Для всего этого было уже слишком поздно. Даже Саманта – мама Бев – приняла за настоящие все фейковые следы и не захотела ничего предпринимать. А у моей мамы были связаны руки. После того как даже сенатор Грей не пожелала заявить о пропаже своей дочери, а списала ее исчезновение на приступ упрямства строптивой юной девушки, даже моя мама не могла вмешаться.
Я в ужасе. Сочувствие затопляет меня. Джош так сильно сжимает кисть моей руки, что мне становится больно, поэтому я хватаюсь за нее другой рукой и заставляю его пальцы разжаться. Одновременно я пытаюсь его успокоить, как он успокаивал меня, когда меня настигли образы моего прошлого.
Мы говорим всю ночь. Он рассказывает о своей юности, которую провел в роли сына сильной женщины-политика. О борьбе, которую его мать должна была вести против консервативных голосов, которые утверждали, что женщине не подобает въезжать в Белый Дом. И уж тем более матери-одиночке – разве что вместе с президентом. Он рассказывает о своем бунте, и от некоторых историй на его губах даже появляется слабая улыбка. Именно Беверли Грей всегда спасала его и, соответственно, его мать от дурной славы. Это чистой воды признание в любви к Беверли, а свет в его глазах не уступает свету в глазах Ханны.
Я, в свою очередь, в ответ на его вопрос рассказываю ему, почему в башне сломалась. Что тогда произошло у меня с Мейсоном. Как он запер меня в комнате, чтобы я не смогла уйти от него, – и как Ханна меня спасла и по кусочку собрала снова. Как Тайлер своим обаянием и открытостью позаботился о том, чтобы стена, которую я воздвигла вокруг сердца, начала осыпаться. С помощью безобидного флирта, тонн сладкой ерунды и киновечеров – при этом я, как на исповеди, признаюсь, что последовательно игнорировала предостережения Ханны. И наконец решаюсь рассказать ему о своем плане.
– Я хочу помочь Ханне, конечно, я этого хочу. Она заслужила стать счастливой. Но Ханну такие вещи всегда слишком сильно задевают. Ей недостаточно просто найти виновного или подловить Тайлера, у которого браслет Беверли и эта фотография. Она везде видит заговор. Тот факт, что существует видео с ними двумя, для нее достаточное доказательство того, что не только он замешан в исчезновении Беверли. Поэтому она хочет уничтожить Воронов и Львов. Средства давления, кражи – она, как безумная, ищет связи среди бывших кандидатов. При этом я не считаю, что Бриттани и Шерил несут хоть какую-то ответственность, хотя не переношу их обеих. – Я рассказываю ему об этих двоих и о том, что Ханна через них узнала о задании, которое якобы дали Беверли. – Они всего лишь являются воплощением стереотипа о богатеньких деточках, которые падки на любую сплетню.
– Ты хотела скрывать от Ханны все, что мы обнаружим? И даже не расправиться с этими двумя девицами? – Джош выглядит удивленным.
– Нет, если для этого мне придется предать всех стипендиатов. – Я поигрываю уголком мягкого одеяла, которым Джош накрыл меня.
Когда на нас опускается тишина, в которую я отпускаю свои мысли, мое намерение тяжелым грузом ложится на плечи. Я всерьез планирую лгать в лицо своей лучшей подруге только для того, чтобы защитить Воронов? Мои мысли беспрерывно движутся по кругу, как планеты вокруг Солнца.
С той стороны стекла уже виднеется слабый свет, и при мысли о том, что я провела всю ночь здесь, на диване, мне хочется зевнуть. Я всматриваюсь в темноту вокруг нас. Наша неподвижность деактивировала освещение. Джош тоже трет глаза. Он так близко. Когда я успела прижаться к нему?
– Я не хотел продержать тебя всю ночь без сна. – Его голос кажется осипшим.
Может, последние несколько часов мы не разговаривали друг с другом, а просто спали, завалившись на диван? Когда я спрашиваю об этом, он пожимает плечами и хочет подняться. Похоже, он только сейчас замечает, что я не просто сижу к нему так близко, а что мы делим одеяло, и то, что я не прислоняюсь к нему, а опираюсь, и расслабляется. Спустя какое-то время он приобнимает меня, и я еще плотнее прижимаюсь к нему, вдыхаю смесь из парфюма и легкого аромата средства для стирки, которая странным образом оказывает успокаивающее действие.
