Без поцелуев и жарких объятий — просто стояли и смотрели на светопреставление, устроенное природой, под раскаты грома над головой, слушая Bruno Mars «Talking to the moon», слегка покачиваясь в такт музыке.
— А теперь домой, а то замерзнешь, — наклонился он и прошептал ей на ухо. Без его рук сразу стало холодно и одиноко, словно выбросили в лютый мороз пригревшегося котенка, даже кожа покрылась неприятными мурашками, а озноб грозил отозваться стучащими зубами.
— Спасибо, — кое-как прошептала Мирослава, уговаривая себя уйти, а не броситься к нему, не умолять… Остаться с ней. Душа словно шаровая молния металась внутри, до боли обивая стенки грудной клетки. Чем сильнее любила, тем мучительнее становилось одиночество.
После дождей жара навалилась с удвоенной силой. Сорняки полезли, как грибы, и начались вечные прополки огородов на две семьи, благо, у Ивановых в рабсиле папа Гера, который вместо зарядки с радостью брался за любой физический труд.
— Поедем с Ромашкой в лесополосу за смородиной? — пыхтела Ира, вырывая траву, как культиватор.
— Конечно, — выпрямилась Мирослава, держась за поясницу. Деревенские хлопоты грозили доконать ее окончательно, вернее, ее бренное тельце.
— Только он Беса берет и его тварь благоверную, — сплюнула подруга, отмахнувшись от назойливой букашки, что кружила у глаз.
— А я плеер возьму и бейсболку, так что буду глуха и слепа, — рассудительно изложила свой план Иванова и поспешила продолжить.
— Бля, захочешь — мимо не пройдешь, — засмеялся за спиной Ромашка. — Ваши задницы как красные флаги маячат.
— Хочешь сказать, что у нас жопы толстые? — медленно выпрямилась, стерла со лба пот и сощурилась Ира.
— Классные, а не толстые, — хмыкнул кавалер, пробираясь между посадками.
— Ты че приперся? — не унималась Василькова, но на поцелуй ответила и порозовела слегка.
— Так время сколько? Не в ночь же за смородиной тащиться, — заботливо потер на щеке Иры грязь и направился к дому бабы Лизы Роман.
Музыка в наушниках у Мирославы гремела — будь здоров. Длинный козырек кепки натянула так низко, что видела только то, что находилось под ногами и под руками, и то, если слегка задрать голову. Пассия Горина с ними не поехала, выбрав любимый сериал, так что требовалось больше усилий, чтоб держаться от Кости на расстоянии.
— Слава, — вытащив у нее наушник, скинув бейсболку, Костя взял ее руку, повернул ладонью вверх и высыпал горсть черники, а потом улыбнулся и подмигнул: — Витамины.
— Спасибо, — и таким теплом затопило все внутри от его заботы, что все тело отозвалось, завибрировало, расправилось, потянулось к нему. Не думая, она свободной рукой подтянула его к себе за горловину футболки и прижалась своими губами к его. Нежно, благодарно, с чувством, и он не отстранился, не пресек, не увернулся. Вздохнул судорожно, рвано, положил ладонь ей на шею, очертив большим пальцем скулу, и вовлек в поцелуй глубокий, медленный, елейный, от которого голова у Миры закружилась, а ноги потеряли опору под собой.
12
На торжественных посиделках Мирослава присутствовать отказалась. Категорически. На пасеку они тоже не поехали, потому что Ромашка на все ревностные излияния Иры только ржал и говорил, что на свадьбу без нее не собирается, а уж какая-то там баба его и вовсе не интересует, потому что любит он одну единственную, которую очень долго ждал. Оттаяла Василькова и тут же воодушевилась, решив непременно познакомить любимого с приезжей, чтоб нос утереть да удостовериться в верности.
Посиделки устроили во дворе, рядом с летней кухней. Столы вынесли, лавочки соорудили и галдели без умолку. Как говорится, пропивали Константина Горина до позднего вечера, и все бы ничего, ведь смирилась уже Мира, хоть и рыдала все чаще, но последней каплей стало благородство родителей. Первый ее косяк, за долгое время, если не считать письма с угрозами родителям в двенадцать лет, где она обещала жестокие расправы, если ей не подарят братика или сестру.
Прошмыгнув в дом, не желая быть замеченной, чтоб поставить сотовый на зарядку, Мира замерла в сенях, узнав голос папы Геры, Костика и Виктора Степановича.
— … я договорился с Игорем Николаевичем Подлесным, он лучший специалист в области планирования семьи, доктор с ученой степенью. Подъедете к нему через две недели. Если есть шанс, то бесплодие вылечит, — с заботой и профессиональными нотками в голосе говорил папа Гера.
— Жень, спасибо. Даже не знаю, как тебя благодарить, — отозвался отец Кости.
— Вить, для меня лучшая благодарность, если Костенька счастлив будет, — продолжал папа Гера, а у Мирославы от обиды губы затряслись.
— Буду стараться, — отозвался младший Горин, а ей показалось, что в грудь клинок вонзили по самую рукоять, ни вздохнуть, ни выдохнуть.
— Вот и славно, — добавил голос Виктора Степановича.
С красной пеленой на глазах, сквозь расплывающуюся призму слез, выбежала Иванова из дома, хлопнув дверью так, что стекла зазвенели. Контроль и выдержка откланялись, помахав рукой. С перепугу Фрау Маман подскочила и бросилась посмотреть, чуть не опрокинув стол, собеседники из помещения высыпали, только Мирослава ничего не видела, не слышала. Захлестнула жгучая обида, горьким соком полыни растеклась по венам, перекрыла сознание.
— Мирка, ошалела?! — пробасила Фрау Маман, но остановилась в паре шагов, наблюдая, как у дочери руки в кулаки сжимаются, а хрупкое тело дрожит от напряжения.
— Что случилось? — в унисон спросил Виктор Степанович, озадаченно, с волнением в голосе.
— Все в порядке, — лишь папа Гера, казалось, понимал ее состояние. — Идите за стол, а то бросили всех. Мирочка, милая, давай-ка чаю выпьем…
Медленными шагами отступала Мирослава к калитке, готовая разорвать любого, кто двинется ей навстречу. Единственный случай, когда невезение и одиночество возобладали с силой тайфуна, что обрушивается на ничего не подозревающих людей. Не могла она сейчас мыслить здраво, не могла понимать, что говорят. Слепая вера в сказки, справедливость, бесконечную любовь родителей, которые должны быть только на ее стороне — жуткий и мерзкий самообман. Никому она не нужна. Никому не нужны ее чувства и переживания.
— Славунтич… — ошарашенная Ира показалась у летней кухни, всматриваясь, угадывая, ощущая подругу.
Зная, что рядом с единственным родным человеком она не устоит и сорвется окончательно, Мирослава рванула калитку и побежала. Прочь, как можно дальше, как можно быстрее. Центральная дорога, потом поворот налево, вдоль поля, через заброшенный дом в конце деревни, вдоль лесополосы, пока дыхания хватит… Упала на четвереньки и закашлялась, задыхаясь от застрявшей истерики.
— Ебанулась?! — бросилась к ней запыхавшаяся Ира, обняла, завалила на себя, укачивая, успокаивая. — Не делай так, Славунтич. Я чуть кони не двинула от страха за тебя. Чертово приведение… Сама белая, глазища как локаторы…Что случилось?
