— Меня… пригласили на праздник, — резко тушуется.
— Вау. Куда?
Соня кусает нижнюю губу.
— У Сергея день рождения. Я обещала прийти.
Откинувшись на спинку дивана, до скрежета сжимаю челюсти. Пытаюсь выдавить из себя улыбку, но нихера не выходит. Мне не нравится, что этот тип постоянно вьется рядом с Соней и моей дочерью. Курс реабилитации давно окончен, поводов для встреч тоже нет. Но он каким-то чудом их регулярно находит.
Соня ставит передо мной чашку с горячим чаем и случайно проливает несколько капель на джинсы.
— Боже, прости! Я раззява!
Она тут же бросается за полотенцем и смущённо касается моих коленей. Сердце колотится. Весь грёбанный месяц Соня не позволяла даже приблизиться к себе. Выстроила высокую стену с колючей проволокой, обложилась оружием. Так просто подойти не получится, но есть как минимум пару запасных вариантов.
Перехватываю её за запястья и неотрывно смотрю в ясные глубокие глаза. Два года назад эта девчонка внесла в мою жизнь много ярких красок и заполнила пустоту вокруг. Смелая, дерзкая, временами отчаянная. Проявляла инициативу, терпела мой скверный характер. Отдавалась с такой чувственностью, что крышу сносило. После её отлёта стало невыносимо серо и пусто.
— Давай завтра куда-нибудь махнём, а? — предлагаю Соне. — Только скажи, чего ты хочешь.
— Яр, мы уже говорили об этом, — упрямо мотает головой.
Пытается вырваться, но я держу крепко. Не усердствую, но и не отпускаю.
— Он никакой, Сонь. Он ведь тебя даже как мужчина не привлекает.
— Ты не можешь знать, кто меня привлекает, а кто нет, — отвечает, гордо вскинув подбородок.
— Дальше что? Не думала?
— Это не твоё дело!
— Будешь трахаться с ним в темноте? С закрытыми глазами? А чтобы кончить станешь представлять меня? Так себе перспектива.
— Ты невыносим, — цедит сквозь зубы.
Внутренности разъедает кислотой, когда я представляю Соню и Сергея вместе. Это, блядь, ошибка. Тупейшая ошибка. Месть, упрямство. Что угодно, но только не влечение или симпатия. С таким бы я хоть как-то смирился.
— Мы дружим, Яр, понимаешь? — спрашивает меня со злостью. — Не всё в этой жизни сводится к койке!
Отпускаю запястья, Соня выпрямляется. В прихожей слышится топот детских ног и взволнованное: «Папа, папа».
Соня напрягается всем телом. Опускает глаза в пол, съёжившись, обнимает себя руками за плечи. Становится совершенно маленькой и какой-то беззащитной.
Глава 40
* * *
В дверном проёме застывает наша дочь. Сонная, удивленная. Забавно склоняет голову набок, рассматривает кухню. Она уснула в машине, а проснулась у себя дома. Чудеса да и только.
Вера переводит взгляд на мать и открыто улыбается. Указывает пальчиком в мою сторону и вновь отчётливо произносит:
— Папа!
— Да, малыш, я всё ещё здесь, — тепло отзываюсь.
Отодвигаю стол, раскрываю руки для объятий. Я привык держать эмоции под контролем, но с Верой так не получается. Объятия — это неотъемлемая часть общения между родителями и детьми. Это демонстрация опоры и защищенности.
Соня не смотрит на меня. Она все ещё растерянна и обескуражена. Пытается улыбаться, но эта улыбка получается какой-то вымученной. Я прекрасно помню, как Соня переживала, что Вера совсем не разговаривает. Все уши мне прожужжала, как мечтает о первом слове. И это слово явно не должно было предназначаться мне.
— Ого, — произносит Соня едва слышно. — Кажется, я пропустила что-то важное.
— Это ведь только начало. Я пропустил куда больше.
— Слабое утешение.
— Знаю.
Подхватываю дочь на руки, усаживаю на колени. Целую мягкую щёку. После сна Вера особенно сладко пахнет.
Дочь тянется к корзинке с печеньем и ловко берёт его в руку, после чего убегает в гостиную. Мне становится смешно, потому что это оказался вполне себе хитрый и продуманный ход.
— Ты её балуешь, Яр, — тихо проговаривает Соня. — Должен был пресечь.
Недовольно выгибаю бровь.
— Одно печенье. Забудь.
— Одно не одно, но у Веры скоро ужин. Ты уедешь, а мне терпеть её капризы и нежелание есть кашу.
— Я могу остаться и покормить, — отвечаю резко. — Домой я не тороплюсь.
— Твоё время вышло, — произносит дрогнувшим голосом. — Мы так не договаривались.
Я прекрасно понимаю, что Соня хочет побольнее меня уколоть, но внутреннее закипаю и с трудом сдерживаюсь от ответа, что мы не на зоне. Плюс-минус лишний час ничего не изменит. Мы оба это понимаем.
Соня вдруг резко срывается с места и уносится прямо по коридору.
Поговорили, называется.
Встаю с дивана и по дороге заглядываю в гостиную. Вера съела печенье и как ни в чём не бывало играет с трактором. Подмигиваю ей и отправляюсь на поиски Сони. Нахожу её в ванной комнате. Дверь не заперта, поэтому я жму на ручку и свободно прохожу внутрь.
Облокотившись о дверной косяк, скрещиваю руки на груди. Вижу, как Соня старательно умывает лицо. Изящная, тонкая. Сквозь обтягивающую футболку отчётливо проступают позвонки.
Услышав, что больше не одна, она поднимает взгляд и на минуту застывает, глядя в отражение зеркала. По красивому лицу с выразительными скулами и пухлыми губами стекают капли воды. Глаза покраснели — Соня плакала.
В дороге я мысленно убеждал себя, что не обязан испытывать чувство вины. Ни грамма. Не за что. Полтора года я жил в неведении, пока она наслаждалась материнством и знакомилась с дочерью с самого начала её рождения. Я ведь думал, что никогда не остыну. Буду до конца жизни злиться всё сильнее и сильнее. Но прошло короткое время и острые углы значительно сгладились и притупились.
— Что за дурацкая привычка вламываться ко мне без стука? — спрашивает раздраженно Соня.
— Такая же дурацкая, как и не закрывать дверь, если не хочешь увидеть гостей.
Неотрывно смотрим друг на друга. Соня оборачивается ко мне лицом.
— Почему ты плачешь?
— Я не плачу. Просто…
— Что?
Соня качает головой и опускает глаза в пол. Плечи подрагивают, из груди рвутся жалобные рыдания. Я подхожу ближе и против воли её обнимаю. Соня пытается оттолкнуть и несколько секунд сопротивляется, но потом обречённо сдается. Утыкается лицом в моё плечо.
— Всё не так, Яр. Всё сложно. Неужели ты не понимаешь?
— Это получилось не специально. Вера просто повторила за Раей.
— Для тебя.
— Для меня, — эхом отзываюсь.
