– Риска никакого, могу вас в этом уверить, – отвечал я. – Шахиншах целиком и полностью на нашей стороне. Да и Гирс тоже не скажет ни слова против. А вот если Зили-султан сделает то, что запланировал, Персия будет потеряна для нас раз и навсегда.
Однако Мельников никак не мог принять окончательного решения. Видя, что план мой разваливается прямо на глазах, я рассвирепел.
– Вот что я вам скажу, господин посланник, – заявил я. – Вы, конечно, знаете, что я отправлен сюда с деликатной миссией. Так вот, если вы ответите мне отказом, миссия моя будет провалена, а все ваши дипломатические усилия – сведены на нет. От вашего слова сейчас зависит не только судьба двух стран, но и ваша карьера дипломата.
Мельников глядел на меня неподвижно, в лице его отразилось что-то мученическое. Прочитать его мысли было нетрудно. Три десятка лет он работал в Персии, прошел весь путь от младшего секретаря до чрезвычайного посланника и полномочного министра при персидском дворе, стал тайным советником. И вот мальчишка, офицер предлагает ему ввязаться в чрезвычайно рискованную игру. Последовать этому предложению значило рискнуть своим положением. Не последовать – возможно, поставить под удар Россию.
И Мельников выбрал…
Поскольку с севера столицу надежно прикрывали горы, принца с его армией следовало ждать через восточные ворота. Сразу по нескольким дорогам, ведущим из города, были отправлены лазутчики. Благодаря этому мы смогли встретить Зили-султана не прямо возле столицы, а верст за двадцать до нее.
Представляю себе изумление бедного принца, когда посреди солончаковой пустыни возникла, как гигантский мираж, наша доблестная казачья бригада. Штыков у нас было не так уж много, около семисот, однако дело было не в количестве штыков, а в репутации. Вся Персия знала, что казачья бригада – наиболее боеспособное подразделение в персидской армии и одна стоит нескольких полков.
Знал об этом, конечно, и Зили-султан. Однако знал он и другое: что осторожный Мельников едва ли пошлет казаков в междоусобицу, или, говоря дипломатическим языком, не станет вмешиваться во внутренние дела Персии. И тут мы устроили ему сюрприз. Но, кажется, еще большим сюрпризом для принца оказались гарцевавшие перед казаками две хорошо ему знакомые фигуры – русского посланника Мельникова и вашего покорного слуги. Рядом с нами на своем верном кауром застыл, как изваяние, полковник Кузьмин-Караваев.
– Вы говорили, что их не больше трех тысяч, – негромко заметил полковник.
Я кивнул.
– В таком случае чего мы ждем? – удивился полковник. – Давайте ударим по ним прямо сейчас. Мои молодцы разнесут их в клочья.
– Ах, полковник – сказал я, – если бы это было так просто, мы бы вас одного отправили против всего персидского войска. Увы, у Зили-султана есть оружие, которое дает ему превосходство над любым противником, пусть даже и таким лихим, как наша бригада.
Посланник также очень вовремя заметил, что пока армия принца не проявила враждебных намерений, нападать на нее по меньшей мере глупо. Пока не было сделано ни единого выстрела в сторону Тегерана, Зили-султан – сын шаха и губернатор Исфахана.
– Ваша дивизия, полковник, нужна нам не для войны, а как козырь в переговорах и знак серьезности наших намерений, – объяснил я. – Судя по тому, что я знаю о настроении принца, он не станет разговаривать с отцом. Но с Россией он поостережется вести себя слишком нагло. Кстати, Александр Александрович, вы отправили ноту британцам?
– Разумеется, – отвечал Мельников. – Мне донесли, что она поставила их в тупик. Сейчас идут лихорадочные консультации.
– Пусть идут – сказал я. – А мы будем вести свои переговоры.
По моей команде над казаками взметнулся белый флаг…
Переговорный шатер был размещен на полдороге между нами и войском Зили-султана. Нас с посланником к шатру сопровождал взвод мухаджиров – я попросил Калмыкова отобрать наиболее свирепых видом. Оружие оружием, а боевой дух противника подорвать никогда не лишне: чем страшнее рожа врага, тем неприятнее с ним воевать.
Справедливости ради замечу, что рожа Зили-султана сделалась страшнее любого мухаджира, когда он увидел меня в числе парламентеров. Впрочем, принц быстро совладал с собой и даже изобразил на физиономии что-то вроде приветливой улыбки.
– Что ж, ваше высочество, и я рад вас видеть, – заметил я. – Как говорят у нас в России, кто старое помянет, тому глаз вон.
Далее наступила очередь русского посланника. Он уговаривал, журил, льстил и запугивал – словом, применял испытанные дипломатические методы. Видно было, что в принце страх борется со спесью, и его бросает от отчаяния к надежде. Время от времени он кидал на меня полные ненависти взгляды, но я лишь поощрительно улыбался, как бы говоря: да-да, ваше высочество, вы абсолютно правы, так оно все и есть.
Поначалу принц, правда, пытался действовать по-азиатски, то есть хитрить и увиливать.
– Почему, – сказал он, невинно моргая, – почему вы решили, что я веду войско против моего отца?
Но противостоял ему русский посланник, который за тридцать лет своего пребывания в Персии сделался азиатом в квадрате и мог перехитрить целую армию принцев.
– Если мы ошибаемся, – отвечал он, – то пусть ваше высочество разоружит ваших солдат, а оружие передаст казачьей бригаде…
– Меня оклеветали, – перебил его Зили-султан.
– Тем легче будет восстановить вашу невиновность, если вы беспрекословно разоружитесь, – отвечал Мельников.
Зили-султан ерзал и не знал, что ответить. Мне показалось, он как будто чего-то ждет.
– Он не может решить сам, – негромко сказал я посланнику по-русски. – Он ждет депеши из британского посольства. Как ему велят его покровители, так он и сделает.
Мельников кивнул, соглашаясь, но заметил, что, по его мнению, мы должны продолжать переговоры…
Я не возражал, тем более, что, судя по виду, принц совершенно изнемог. В какой-то момент в шатер вошел командующий телохранителями Зили-султана Тахир-дженаб с конвертом в руках. В глазах принца блеснуло что-то хищное, он выхватил конверт из рук сартипа, разорвал его и быстро пробежал глазами. Мы с Мельниковым переглянулись, напряжение было такое, что, казалось, поднеси спичку – и шатер взорвется.
– Исход дела зависит от этой депеши, – негромко заметил посланник.
По мере того, как Зили-султан осмысливал содержание письма, в лице его проступало все большее разочарование. Наконец он поднял голову и посмотрел на нас.
– Мне нужны гарантии – сказал он. – Гарантии моей личной безопасности…
Когда мы вышли из шатра, Мельников утер лоб платком и признался, что давно у него не было таких трудных переговоров.
– Впрочем, – сказал он, – наша заслуга в победе невелика. Англичане одним своим словом могли повернуть дело к миру или кровопролитию. На мой взгляд, случилось чудо. Я поражен, что англичане отступили так легко.
