Капитан Этроуз тихо разговаривал с капитаном Жираром, пока не прибыл император. Теперь сейджин кивнул Жирару и прошел через палубу, чтобы встать позади Кэйлеба, заложив руки за спину в позе почтительного ожидания.
Император закончил осмотр неба, моря и ветра, затем повернулся к своему личному оруженосцу.
— Ну? — тихо спросил он.
— Хорошо, — согласился Мерлин так же тихо, с очень легким поклоном.
Никто с менее острым слухом, чем у Мерлина, не смог бы расслышать этот обмен репликами сквозь неизбежные фоновые шумы парусного корабля, идущего в море. Однако никому больше не нужно было это слышать, и каким-то образом, на самом деле ничуть не изменившись, выражение лица Кэйлеба, казалось, посветлело.
Выражение лица Мерлина не изменилось, но, с другой стороны, он уже знал ответ на вопрос Кэйлеба. Группы разведчиков-снайперов на лодках были тщательно проинструктированы о том, куда именно они должны были отправиться, как только окажутся на берегу. Насколько знали генерал Чермин и его офицеры, их отправили к возможным наблюдательным постам — местам, где император Кэйлеб решил, что поставил бы часовых для наблюдения за своим обращенным к морю флангом, если бы он был сэром Корином Гарвеем и чувствовал себя особенно параноиком.
Некоторые из морских пехотинцев сочли меры предосторожности императора чрезмерными. Другие в частном порядке задавались вопросом, достаточно ли у их императора, при всей его адмиральской доблести, глазомера сухопутного жителя, чтобы выбрать на карте реальные наблюдательные пункты. Однако любая из этих сомневающихся душ была достаточно мудра, чтобы держать свое мнение при себе. И Кэйлеб немного прикрыл себя, проведя два дня на борту одной из шхун флота, взгромоздившись на ее носовую часть — к немалому беспокойству ее шкипера — и лично обозревая береговую линию через подзорную трубу. Очевидно, шхуна находилась в «обычном патрулировании» без личного штандарта с короной, который официально указывал бы на присутствие императора на борту, и Кэйлеб добросовестно исписал целый блокнот заметками. Никто другой не должен был знать, что содержание этих записок на самом деле было продиктовано ему сидящим рядом сейджином (якобы для того, чтобы император не наделал глупостей, например, не споткнулся о собственные ноги и не оставил большого грязного пятна на палубе шхуны).
Как оказалось, Корин Гарвей действительно был достаточно «параноиком», чтобы организовать наблюдательные посты. Он слишком хорошо понимал, на какой риск пошел, приняв решение о передовом развертывании на перевале Тэлбор, и знал, что может произойти, если в его тылу противнику удастся высадить достаточно крупные силы. Однако он не собирался позволять Кэйлебу делать что-либо подобное и установил целую серию взаимосвязанных наблюдательных постов, которые тянулись почти на пятьдесят миль к западу от вершин гор Дарк-Хиллз вдоль побережья Мэнчирского залива. Каждый из этих постов был оснащен сигнальными флажками, а в центральных точках были расположены семафорные мачты. Он выбрал самые высокие возвышенности, какие только мог найти, чтобы дать своим наблюдателям наилучший визуальный обзор вод пролива Уайт-Хорс, и, учитывая относительно низкую скорость даже чарисийских галеонов, эти наблюдатели предупредили бы его минимум за шесть часов до того, как могла начаться высадка противника.
Они, конечно, зависели от дневного света. Если бы чарисийцы были достаточно уверены в себе, чтобы рискнуть приблизиться к побережью под покровом темноты и начать высадку на рассвете, они могли бы лишить часовых Гарвея этой полудюжины часов времени подхода. Но дозорные все равно смогли бы предупредить его задолго до того, как какие-либо чарисийские морские пехотинцы смогли бы достичь южной оконечности перевала Тэлбор, особенно без кавалерии. Вывести свою пехоту из перевала до того, как чарисийцы смогут закрыть его выход, в этих условиях было бы более рискованным делом, но он отправил кавалерию графа Уиндшера прикрывать его спину.
В целом, у него были все основания быть уверенным, что любые чарисийцы в его окрестностях будут находиться к востоку от него, и он планировал держать их там. Если им все равно удастся обойти его с фланга от Тэлбора, он намеревался как можно быстрее отступить к Мэнчиру и обширным полевым укреплениям, строительство которых вокруг столицы контролировал его отец. В конечном счете, любая выжидательная игра была в пользу Корисанды, особенно теперь, когда Энвил-Рок знал о винтовках чарисийцев и начал их тиражировать. Единственное, чего Корисанда не могла себе позволить, — это уничтожение или нейтрализацию полевых сил Гарвея, а Гарвея совершенно не волновала вполне реальная возможность того, что кто-то может усомниться в его мужестве отступать с одной сильно укрепленной позиции на другую перед лицом армии, численностью немногим более половины его собственной.
К несчастью для сэра Корина, он понятия не имел о разведывательных возможностях, которые Мерлин Этроуз предоставил в распоряжение Кэйлеба Армака. Мерлин присутствовал на собраниях его штаба и офицеров, наблюдал и анализировал каждого из их командиров, изучая их сильные и слабые стороны. Он — и основывавшийся на его сообщениях Кэйлеб — точно знали, почему Гарвей принял те командные меры, которые были у него, и, в целом, Кэйлеб, вероятно, принял бы те же меры, учитывая те же условия. Но император также знал из отчетов Мерлина, что в командной структуре Гарвея был потенциально фатальный недостаток, и это было причиной, по которой он приказал Мерлину точно определить каждый из наблюдательных постов корисандцев. Мерлин также нанес на карту их линии связи и определил местоположение семафоров, которые образовывали центральные узлы этих линий. Располагая этой информацией, Кэйлеб спланировал ночную высадку, в результате которой сержант Уистан и его товарищи оказались на берегу.
Он был очень осторожен, выбирая некоторые «подозрительные наблюдательные посты», где, на самом деле, никто никогда не был размещен. И он был столь же осторожен, чтобы не выбрать несколько, которые действительно существовали, но которые сообщались через один из центральных узлов, не имея прямой связи с армией Гарвея. Ему бы никогда не удалось безошибочно нанести удар по каждому наблюдательному пункту, так же как и не выйти сухим из воды хотя бы раз или два. Надеюсь, никто не заметит, что единственные, кого он пропустил, «просто случайно» не смогли никому рассказать о том, что они видели. Гонцы были чем-то, с чем он ничего не мог поделать, но кому-либо с уцелевших позиций потребовалось бы минимум несколько часов, чтобы сообщить об этом Гарвею — и это при условии, что гонцы, о которых идет речь, поняли, что происходит, и направились прямо к перевалу Тэлбор, вместо того, чтобы сначала подбежать и проверить, почему прервалась эстафета, когда пост, которому они сообщили, не подтвердил бы их сигналы.
Это не было идеальным решением проблемы. Это было просто решение, которое даже самый мудрый и хитрый из вражеских командиров, возможно, не мог предвидеть.
Гарвей достаточно хорош, чтобы заслуживать лучшего, чем это, — подумал Кэйлеб. — Это похоже на обман. Но, как говорит Мерлин, если я не жульничаю, значит, я недостаточно стараюсь.
Император повернул голову, чтобы еще раз окинуть взглядом восточный горизонт. Небо определенно начало светлеть, и за пределами «Донтлисс» стали видны дополнительные галеоны. К тому времени, как штурмовые катера достигнут пляжей, света будет достаточно для его нужд, — решил он и направился через широкий ют к капитану Жирару. Стук его каблуков по скользкому от росы настилу был единственным звуком, который не был порожден ветром или морем, и флаг-капитан вытянулся по стойке смирно, когда Кэйлеб остановился перед ним.
