— Я бы действительно предпочел, чтобы вас застрелили в чье-то другое время, сэр. Если, конечно, вы настаиваете на том, чтобы вас застрелили.
— Постараюсь иметь это в виду, — усмехнулся Гарвей и похлопал молодого человека по плечу. Затем он оглянулся назад, туда, откуда пришел, расправил плечи и глубоко вздохнул.
— Что ж, возвращаемся в штаб, — сказал он и осторожно двинулся в тыл.
Во-первых, на самом деле этим утром ему не было никакой необходимости совершать вылазку вперед. Он уже точно знал, что он собирается увидеть, это было не так, как если бы его личная разведка собиралась что-то изменить, и, конечно, можно было бы утверждать, что подвергать командующего армией смертельному ранению (или смерти) без какой-либо чертовски веской причины не было особенно блестящим ходом. Но он взял за правило проводить хотя бы часть каждого дня на одной из позиций защищающихся, прежде всего потому, что чувствовал, что у него есть веская причина. Он любил свист пуль не больше, чем кто-либо другой, и его личное мнение заключалось в том, что офицер, который намеренно подставлял себя под огонь, когда в этом не было необходимости, доказывал не свою храбрость, а только свою глупость. К сожалению, бывали моменты, когда у командира не было выбора. Ничто не может разрушить моральный дух быстрее, чем ощущение того, что армейские офицеры надежно защищают себя от опасности, оставляя своих подчиненных беззащитными перед врагом. Именно по этой причине реакция майора на его собственное спасение показалась ему такой желанной.
И полагаю, если быть честным, у меня действительно была потребность увидеть линию фронта своими собственными глазами. Просто чтобы убедиться, что проклятая штука была там, где я ее оставил прошлой ночью.
Он фыркнул при этой мысли, затем взглянул на небо. Один из тропических штормов сезона бурь надвигался на Корисанду с востока, через Великий Западный океан. Опытному глазу Гарвея было очевидно, что на Дейруин и графство Корис снова обрушатся обильные дожди и сильные ветры. Это будет второй шторм с тех пор, как он окопался здесь, а это означало, что у него было довольно четкое представление о том, что произойдет, когда он обрушится. Здесь, на перевале, будет очень неприятно, когда вода начнет заливать его земляные укрепления и траншеи, но и для чарисийцев это тоже не будет пикником. И это должно, по крайней мере, удержать проклятых стрелков подальше от склонов на день или два.
И чем дольше Кэйлеб позволит нам сидеть здесь, тем лучше. Может, и нелегко кормить людей, но это лучшая, черт возьми, оборонительная позиция по эту сторону Мэнчира. И Кэйлеба вот-вот ждет сюрприз, если верно последнее семафорное сообщение отца.
Винтовки чарисийцев стали неприятным — с таким же успехом можно было бы сказать «ужасающим» — сюрпризом для Гарвея и его армии. Они стали столь же неприятным сюрпризом, хотя и из вторых рук, для графа Энвил-Рока. Никто не мог себе представить, как чарисийцам удалось снабдить каждого из своих морских пехотинцев винтовкой, которая на самом деле стреляла быстрее, чем большинство гладкоствольных мушкетов.
До тех пор, пока один из хирургов Гарвея не извлек полдюжины пуль из тел его раненых людей.
Пули были сильно деформированы после того, как они прошли сквозь человеческую плоть и кости, но они были достаточно неповрежденными, чтобы Гарвей понял, на что он смотрит. Это было еще одно из тех чертовски простых «нововведений», которые, казалось, так нравились чарисийцам. Он был уверен, что в нем были аспекты, которые требовали экспериментов со стороны чарисийцев, но понять основной принцип было до абсурда просто. Вместо того, чтобы забивать слишком большую пулю в канал ствола, как это делали все остальные, заставляя ее проходить нарезы, чарисийцы просто разработали коническую пулю с полым основанием. Когда порох детонировал, сила взрыва раздвигала основание пули, загоняя ее в нарезы и герметизируя канал позади нее, а вытянутая форма пули означала, что она была тяжелее, чем сфера того же диаметра. Вероятно, это была также лучшая форма для движения по воздуху, хотя Гарвей не был уверен в этом. А тот факт, что до того, как основание расширилось на пути к цели, оно на самом деле проходило в ствол более свободно, чем круглая пуля обычного мушкета, позволял быстрее заряжать одну из новых винтовок, чем даже один из гладкоствольных мушкетов его людей.
Критическим моментом было то, что как только хирург понял, на что он смотрит, и обратил на это внимание Гарвея, граф Энвил-Рок и его ремесленники придали наивысший возможный приоритет выяснению того, как именно чарисийцы создали дизайн… и как его воспроизвести. Согласно последнему сообщению его отца, они, похоже, именно это и сделали. У них не было времени изготовить что-либо подобное количеству нарезных мушкетов, которыми располагали чарисийцы, но его отец собирал все до единого спортивные винтовки, которые мог найти, и изготавливал для них новые формы пуль. Гарвей был бы удивлен, если бы во всем герцогстве Мэнчир было больше пары сотен винтовок. Это были дорогие игрушки, которые могли позволить себе только богатые охотники, и тот факт, что они выпускались в таком широком разнообразии калибров, означал, что для каждой из них требовалась своя специально разработанная форма пули. Но даже пятьдесят из них в руках его собственных обученных стрелков стали бы неприятным сюрпризом для чарисийцев, которые неуклонно уничтожали его людей.
И если Кэйлеб просто даст мне еще месяц, скажем, — например, до конца сезона штормов, — тогда отец сможет начать выпускать достаточное количество нарезных мушкетов. У нас все равно не будет ничего похожего на то же общее количество, но у нас будет достаточно, чтобы… убедить Кэйлеба подходить к нам более осторожно, чем он это сделал в Харил-Кроссинг. И если случится так, что в следующий раз, когда мы будем сражаться в открытом поле, у меня будет несколько сотен или пара тысяч собственных нарезных мушкетов, а он об этом не знает…
Сэр Корин Гарвей знал, что выдает желаемое за действительное. Тем не менее, это может сработать именно так. И на данный момент, по крайней мере, у него была пробка в бутылке перевала Тэлбор, и он не собирался снова вытаскивать ее.
* * *
— …все еще говорят, что мы должны пойти дальше и ударить по нему, ваше величество. — Трудно было представить себе уважительное рычание отвращения, но Хоуил Чермин сумел его сдержать. Командир морской пехоты Кэйлеба стоял на дальней стороне стола с картами, сердито глядя на змею перевала Тэлбор со сломанной спиной, и, судя по выражению его лица, хотел бы лично придушить сэра Корина Гарвея своими большими жилистыми руками.
— Это только потому, что вы органически против того, чтобы ничего не делать, Хоуил, — мягко сказал император. Генерал поднял на него глаза и покраснел, а Кэйлеб усмехнулся. Этот смешок не был звуком искреннего веселья.
— Доверьтесь мне, — сказал он. — Мне тоже не очень нравится идея сидеть сложа руки. Но в моменты здравомыслия вы не хуже меня знаете, что прямой удар по позициям, которые Гарвей сумел построить для своих войск, не приведет ни к чему, кроме кровавой бойни, с винтовками или без винтовок. И, к сожалению, не чисто корисандской кровавой бойне.
