Он наблюдал за богато украшенной баржей, выходящей из гавани в сторону «Эмприс оф Чарис», затем взглянул на Мерлина, который рассматривал ту же баржу в подзорную трубу. Император подавил искушение улыбнуться, когда про себя поспорил, что глаз Мерлина действительно был закрыт. В конце концов, простая подзорная труба только помешала бы кому-то с «естественным» зрением Мерлина. Однако, на самом деле это было поводом задавать вопросы «сейджину».
— Я так понимаю, что лодка с золотой краской — это наш друг великий герцог?
— Полагаю, что это верно, ваше величество, — серьезно ответил Мерлин, не опуская подзорную трубу. — В любом случае, на корме сидит парень, который, должно быть, готов к тепловому удару, учитывая все золото и вышивку, которые на нем надеты.
— Это был бы Зибедия, — согласился Нарман с другого локтя Мерлина. — Он всегда настаивал на поддержании «надлежащего внешнего вида». — Эмерэлдец носил со вкусом вышитую и сшитую на заказ одежду, но, как и у Кэйлеба, она была столь же практичной, сколь и элегантной, а их хлопчатый шелк и шелк из стального чертополоха были настолько легкими и прохладными, насколько это было физически возможно. Несмотря на дополнительный вес, который Нарман носил с собой, он выглядел гораздо более комфортно, чем мог чувствовать приближающийся великий герцог.
— В таком случае, возможно, нам следует оставить его здесь, на палубе, пока мы разговариваем? — предложил Кэйлеб со злой улыбкой. — Если он вот-вот превратится в лужу жира, то вряд ли проявит свою природную коварную силу.
— Заманчиво, ваше величество, — согласился Нарман со своей собственной улыбкой. — Но, боюсь, не очень практично. Уверен, что он уже запомнил все, что намеревается сказать, и я был бы чрезвычайно удивлен, если бы это могло изменить что-то столь глупое, как рациональное мышление или обсуждение. В таком случае, думаю, что преимущества вашей мысли о том, чтобы уйти в тень, перевешивают отдаленную вероятность того, что он может пострадать от теплового удара сейджина.
— Это не мой тепловой удар, ваше высочество, — мягко заметил Мерлин, наконец опуская подзорную трубу и поворачиваясь, чтобы посмотреть на Нармана. — Я просто предлагал аналитическое заявление, не выражая какого-либо личного желания.
— О, конечно, нет, — согласился Нарман.
— Прекратите, вы оба, — наполовину пожурил Кэйлеб.
Поразительно, как хорошо поладили Мерлин и Нарман, — размышлял он. — На самом деле, было очевидно, что они действительно нравились друг другу, на что Кэйлеб раньше не стал бы делать никаких ставок. И, по его признанию, он нашел удивительно обнадеживающим тот факт, что Мерлину действительно нравился Нарман.
— Прекратить что, ваше величество? — невинно осведомился Мерлин. — Все, что я сказал, это…
— Я слышал именно то, что ты сказал, — строго сказал Кэйлеб. — И позвольте мне напомнить вам, что для имперского чарисийского стражника крайне неприлично думать, что было бы хорошей идеей, чтобы приезжий дворянин получил смертельный тепловой удар. По крайней мере, до тех пор, пока он не подпишет условия капитуляции.
— Условия капитуляции, ваше величество? — брови Нармана поползли вверх. — Почему-то я не припоминаю, чтобы эта конкретная фраза использовалась в какой-либо переписке, которой вы обменивались с великим герцогом Зибедией. Или, по крайней мере, в любой из них, которой вы поделились со своими советниками.
— Это потому, что ею не пользовались, — сказал Кэйлеб с еще одной из своих тонких улыбок. — Но поверьте мне, ваше высочество. До того, как великий герцог вернется в свою лодку сегодня днем, у него не будет особых сомнений в том, что он только что подписал. Он может называть их как ему заблагорассудится, но не думаю, что он останется в какой-либо неопределенности относительно того, что они собой представляют на самом деле… или что с ним может случиться, если он случайно нарушит их.
— По-моему, это звучит не слишком «дипломатично», ваше величество, — заметил Мерлин. Император посмотрел на него, и сейджин пожал плечами. — Не то чтобы у меня были какие-то проблемы с желаемым результатом, — добавил он. — Лично я считаю, что аргументированный диалог и честные переговоры порой переоцениваются. Я имею в виду, да, у них есть свое место, и они могут работать. Но иногда хороший, сильный удар в челюсть более эффективен, чем любое количество дипломатических нот. Ну, во всяком случае, более приятным. И из всего, что я слышал, мне кажется, что это может быть один из тех случаев.
— Хорошо.
* * *
Князь Нарман, — решил Кэйлеб, — обмениваясь поклонами с Томасом Симминсом, великим герцогом Зибедии, на юте «Эмприс оф Чарис», обладал ярко выраженным даром к точным сжатым описаниям. Если бы Зибедия случайно погиб, содержащегося в нем жира было бы достаточно для всех ламп во дворце Теллесберг по крайней мере на год.
Что, вероятно, было бы наилучшим применением, которое он мог бы найти.
Великий герцог был человеком среднего роста и среднего телосложения, с выдающимся носом, редеющими темными волосами и глазами, которые казались глубиной всего около четверти дюйма. Они встречали взгляды других людей с похвальной стойкостью, но под поверхностью была непрозрачность, броня, которая напомнила Кэйлебу о некоторых видах ядовитых ящериц.
— Было очень любезно с вашей стороны проделать весь этот путь, чтобы встретиться со мной, ваша светлость, — сказал Кэйлеб, выпрямляясь после своего поклона.
— Вы император, ваше величество, — сказал Зибедия, показывая большие, ровные, белые зубы в милостивой улыбке. — Императоры, как и короли, имеют право на свои маленькие причуды и слабости. И, если быть до конца честным, — он позволил своей улыбке превратиться в выражение серьезности, — при сложившихся обстоятельствах я был бы удивлен, если бы ваши советники даже подумали о том, чтобы позволить вам бросить якорь вашего флагмана в пределах досягаемости батарей гавани того, с кем ваше королевство все еще официально находится в состоянии войны.
— Достаточно верно. — Кэйлеб изобразил на лице выражение, похожее на недовольную гримасу, и искоса взглянул на возвышающегося за его плечом бесстрастного телохранителя в ливрее Дома Армак. Затем император снова обратил свое внимание на великого герцога. — Бывают моменты, когда эти мои «советники» могут быть просто немного… чрезмерно заботливы. После смерти отца стало еще хуже. Бывают моменты, когда я думаю, что мне больше никогда не позволят делать что-то спонтанное.
— Боюсь, что высокое звание и большая ответственность влекут за собой свои собственные ограничения, ваше величество, — сочувственно сказал Зибедия.
— Я знаю. — Кэйлеб вздохнул, затем глубоко вздохнул и расправил плечи.
— Простите мои манеры, ваша светлость, — сказал он. — Вот я стою здесь, заставляя вас болтать на палубе, вместо того, чтобы отвести вас в тень и предложить вам немного освежиться. Не присоединитесь ли вы ко мне в моей каюте?
— Для меня это было бы честью, — заверил его Зибедия.
* * *
