Всего у неё хватает. И эта её бесхитростность заводит ещё больше.
- Давай выпьем чаю, - предлагаю, тая от невыносимой близости. Я бы убежал на противоположную сторону, на свою законную нижнюю полку, но позорное ретирование будет похоже на бегство, поэтому я креплюсь изо всех сил.
- Ты как в старом студенческом анекдоте, - фыркает Метёлкина. - Чтобы не забеременеть, надо пить чай! До, во время или после секса? Вместо него!
Да, актуально. Согласен. Чтобы не дойти до секса, чай тоже хорош.
- Насть, - провожу губами по нежной щеке. Трусь, как щенок, а она замирает. Дышит чаще. Ей нравится. Мне кажется, ей нравится всё. Что бы я ни сделал. Пальцем тронь - и взорвётся. Я о себе молчу. Ко мне даже прикасаться не нужно.
- Что, Вов? - спрашивает она и - о боже! - трётся щекой о мои губы сама. Пора вызывать пожарных. Нет, скорую медицинскую помощь. Пиротехников. Службу МЧС. Если я сейчас не успокоюсь, треснут брюки. Но я не могу, не могу от неё отпрыгнуть, как трусливый заяц!
- Давай просто подождём, ладно?
- До свадьбы? - снова фыркает она, но послушно замирает, не делает больше попыток приручить меня телом. Она опоздала: я давно и всецело её. И это понимание не страшит. Ни капельки. - Я будто во сне, Вов. Это я должна пугаться и просить подождать. А у нас всё наоборот. Ты чего-то боишься, признайся?
Себя. Себя я боюсь. И уж точно не хочу, чтобы её первый раз произошёл в каком -то занюханном поезде. Да и вообще. Войдёт во вкус, замуж её потом не заманишь. Мне тридцать два. Я созрел. А готова ли она в двадцать один - большой вопрос.
И всё я хорошо понимаю: захочет убежать - и штамп в паспорте не остановит. Поэтому мне важно, чтобы мы узнавали друг друга. Разговаривали. Общались. Когда начнётся секс, когда не станет запретов, секса будет много (что вполне закономерно), а всего остального
- поменьше. Я бы не хотел зовом тела подменять всё остальное. Не знаю, как всё это объяснить.
- Вов, - доносится до меня осторожное, - а может, у тебя проблемы?
- Какие проблемы? - отвечаю на автомате и отстраняюсь немного, чтобы Метёлкиной в лицо посмотреть.
- Ну, это, - заикается и краснеет она, - сексуального характера.
- Что?! - как я не подпрыгнул? Как раз бы головой до полки достал. Может, помогло бы охладиться, но с шишкой перед деловой встречей не улыбается мне ходить.
- Ну, а что я должна думать? - разводит она руками. - Я ещё никогда не встречала мужчин, которые бы вот так резко и бескомпромиссно отказывались.
- Ты меня с ума сведёшь, Метёлкина, - злюсь я. - Какие ещё мужчины? Кого ты там в своей жизни встречала? Забудь обо всех!
- Кто о чём, а вшивый - о бане! - закатывает мерзавка глаза. - Я вообще-то не о том говорила.
А, ну да. Кажется, надо заняться шокотерапией. Не знаю, как я выдержу, однако порой вот такие решения бегут впереди трезвого разума. Но, если уж на то пошло, рядом с Настей и разум, и тормоза отказывают.
Я хватаю её за руку и кладу маленькую ладонь себе на штаны. На то самое место.
- Всё у меня нормально, ясно?
Мгновение длинной в жизнь. Оглушительная тишина. Только мы дышим, как паровозы. Нам бы сейчас во главе состава встать. Домчали бы поезд с ветерком в любую точку планеты без электричества и топлива - только на энергии собственной дурости и сексуальной неудовлетворённости.
- Да, - разжимает Настя губы и нежно поглаживает меня пальцами.
Финал. Сейчас взорвётся мир.
47. Личное и деловое
Лучшее лекарство от вожделения - работа. Особенно, когда принципы крепче стали.
Мысли вслух Настя Метёлкина
Большой - это первое приходит на ум. И готова ли я? - второе. Уж точно не здесь и не сейчас. Поэтому я убираю руку и пытаюсь успокоиться.
- Насть? Ты хоть голого мужика видела когда-нибудь? - кажется, Орловскому предохранитель снесло.
Интересно, какой ответ он ждёт? Что я видела только Артурчика в детстве раздетого?
- Имею представление, как вы устроены, - отрезала посерьёзнее, но не удержалась, съязвила: - В век компьютерных технологий смешно об этом спрашивать. И если ты думаешь, что я буду шарахаться, то... ну, может, и буду, - неожиданно для самой себя закончила свою «пламенную» речь.
- А вживую, Насть? - кажется, он издевается. И в уголках губ усмешка прячется. Гад, как есть гадский гад!
- А чем вживую от картинки отличается? - огрызаюсь я и пытаюсь отодвинуться от Орловского подальше, но так, чтобы это выглядело незаметно. Совсем незаметно, естественно, не получается.
- А хочешь сравнить? - точно издевается!
- Только не говори, что ты сейчас штаны снимешь.
- Испугалась?
Есть немножко, но не признаюсь ни за что.
- Не бойся, Насть, - и голос у миллионера такой ласковый-ласковый, добрый-добрый. Успокаивает.
- Мне что, пятнадцать лет, чтобы бояться? Рано или поздно случится.
- Со мной, Насть, - теперь он меня уговаривает. - Но давай это сделаем правильно. Пожалуйста.
«Правильно» - это по его правилам. Но, может, он и прав? Даже не знаю, зачем я так упрямлюсь. Чисто позлить? Проверить его стойкость? Получить желаемое по своему хотению, а не по его желанию и принципам? Может, и хорошо, что у него есть эти принципы? Но вслух я говорю нечто другое.
- А если мы не подходим друг другу? Если вдруг у нас несовместимость? - кошусь на слишком большого «удава», что спрятался у него в штанах.
Орловский прислоняется к стене, выдыхает и смеётся, прикрыв глаза. Он пытается расслабиться. Я его забавляю.
- По-настоящему несовместимых людей не так уж и много, - читает он лекцию, - больше присутствуют неумение и комплексы в отношениях. Химический процесс запущен - нас тянет друг к другу, мы не испытываем отвращения. Ты не падаешь от слова «секс» в обморок. Остальное получится. Просто доверься мне.
Опять он пытается доминировать. Вот же натура!
- А потом ты доверишься мне? - подаюсь вперёд и опаляю дыханием его щёку. Он вздрагивает. Сладко и ощутимо. О, какое это наслаждение видеть его таким!
- Обязательно, - голос у него проседает, хрипит и, не выдержав, он обхватывает моё лицо ладонями и целует. Бесконечно здоровски целует меня. Так, что мысли вылетают из головы воздушными шариками.
Мы ощупываем друг друга, как слепые. Как два голодных пса, что дорвались до еды. Как два жаждущих, что нашли флягу с родниковой водой, и пьют, не в силах остановиться.
Вовка отстраняется, дышит тяжело, но не отталкивает меня, а прижимает к себе покрепче. Его руки обнимают, а я вдыхаю воздух через раз, приложив щёку к его груди. Там бешено барабанит его сердце.
