Грейси все так же медленно понимающе кивнула.
– Ты любила его?
– Да, – честно ответила Перл. Так оно и было. Кто бы ни скрывался под этими многочисленными масками – Перл любила его. Любила так сильно, как никого другого. Он стал ей отцом, другом, подельником.
– Я тоже его любила, – призналась Грейси. – Я не знаю почему. Он был первым человеком, не считая мамы, который увидел во мне что-то особенное. Он заботился о ней. О нас. Какое-то время.
Перл ощущала то же самое. Ее охватила тоска – и она позволила себе окунуться в нее. Кем же ты был на самом деле, папуля? Но ответа она не знала. Папуля был перевертышем, он натягивал новую личину перед каждым, с кем сталкивался, в каждом городе, где они останавливались. Что скрывалось за всеми этими масками? Может быть, ничего – лишь зияющая черная бездна.
Дом окутывала тишина – если не считать монотонно гудящего холодильника и едва слышно скулящего в вентиляционных трубах ветра.
– Ну, так что мы собираемся делать? – прервала повисшую паузу Грейси.
Раз уж на то пошло – как насчет самой Перл? Кем была она? Прятала ли под собственными масками такую же пустоту?
– А чего ты хочешь? – ответила она вопросом на вопрос.
Они могли бы позвонить в полицию, сообщить о преступлении и рассказать свои истории – что они пережили, что сделал с ними папуля. Перл знала, что они обе об этом думали.
Думали раскрыть отвратительную, неприглядную правду.
Но что будет потом? Они так и не смогут стать собой – прошлое определит, заклеймит их раз и навсегда. Грейси отправится в приемную семью. Перл превратится в звезду новостных каналов, когда ее истинная личность будет раскрыта. Станет достоянием общественности – и никогда уже не обретет себя.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
Нет, они ни за что на это не пойдут. Они давно держались теней – и тени их защищали.
– Я хочу остаться здесь – с тобой, – наконец решила Грейси.
Девочка явно не отдавала себе отчета в том, что говорит. Она и правда была мышкой – которая так сильно испугалась, что стала искать любви у кошки.
Папуля посоветовал бы им бежать. Это казалось самым безопасным вариантом. В конце концов, раз Бриджит сумела найти их убежище – сумеет и кто-нибудь другой. Перл, конечно, поколдовала над соцсетями Бриджит и избавилась от ее машины, но опаснее всего было бы счесть, будто опасность миновала. Осталось слишком много «хвостов», как говорил папуля.
– Он обещал, что мы станем сестрами, – сказала Грейси. – Он понимал, что ты злишься, но был уверен, что ты вернешься. И мы будем жить одной семьей.
Вероятно, в глубине души он и правда этого хотел. Обрести семью. Вот и состряпал ее, в присущей ему извращенной манере, из сломленных девочек, которых подобрал на обочинах своих извилистых аферистских путей.
Девочка протянула ей руку, и Перл, к собственному удивлению, сжала ее в своей. Вселенная не всегда дарила людям то, чего они хотели. Никто не мог по своему желанию выбрать себе семью, условия жизни, счастливое будущее. Часто мироздание и вовсе жестоко отнимало то, что человек любил больше всего на свете. Но папуля сам мастерил реальность – для себя и для других. И одну из своих поделок он подарил Перл.
Перл и Грейси.
Они останутся жить в доме, который, как и обещал папуля, будет их надежной крепостью. Они станут сестрами – как он и хотел. Перл научит Грейси всему, что сама умеет. И они будут разыгрывать совместные партии. Как хорошо, что Грейси оказалась такой податливой. Она будет во всем слушаться свою новоиспеченную старшую сестру. И Перл это нравилось. Сподручное качество – во всех отношениях.
– Хорошо, Грейси. Если ты действительно этого хочешь, – согласилась Перл.
Девочка кивнула. Она немного расслабилась – опустила плечи, разжала руки.
– Но папуля не хочет, чтобы я продолжала отзываться на это имя.
Она говорила о нем в настоящем времени. Возможно, для них он всегда будет жив. Останется голосом в голове. Тенью, игрой света.
– А на какое он хочет, чтобы ты отзывалась? – уточнила Перл.
– Он хочет, чтобы теперь меня звали Дженни, – сказала она. – А полное имя – Женева.
Глава тридцать восьмая
Селена
Селена гнала домой по извилистым пригородным дорогам.
Она бросила взгляд на телефон. Сообщение, которое она отправила из дома матери, по-прежнему одиноко висело на экране – Перл так и не ответила. Незнакомка из поезда. Женщина, которая неизвестно сколько следила за ней. Которая могла оказаться ее подругой, союзницей, а могла строить козни, отчаянно желая разрушить жизнь Селены. Но неужели все было так просто? Селена попыталась нащупать то, что все время от нее ускользало, – глубинное чувство, мимолетная мысль.
– Чего же ты хочешь, Перл? – спросила она пустую машину.
Плечи казались тяжелыми, словно были отлиты из бетона. Тело покалывало от напряжения. Она наклонилась к рулю – будто это могло увеличить и без того высокую скорость.
В голове все еще звучало эхо отцовского голоса, его недавних признаний. Она почувствовала неожиданно нахлынувшую грусть – ей было жаль Перл, на долю которой выпало столько несчастий. Отец бросил, мать убили. Неудивительно, что она несла в себе боль – и ее же несла окружающим.
Селена вдавила педаль газа в пол. Ночь была непроглядной, безлунной. Дорогу, которую она выбрала, не освещали даже фонари. Селена понимала, что в любую секунду из темноты мог выскочить олень. Но она все равно до упора выжимала газ. Скорость, рев двигателя, визг шин на поворотах – как же ей это нравилось.
«Что, если я сейчас разобьюсь на этой дороге?» – подумала она. Эффектное вышло бы завершение – достойное очередной минуты славы. Заголовки вещали бы: «Брошенная жена погибает в огне». В каком-то смысле это даже казалось спасением с утопающего корабля ее некогда чудесной жизни. И уж точно звучало лучше, чем: «Брошенная жена – а теперь и мать-одиночка – пытается начать все с чистого листа после того, как ее неверный муж сел в тюрьму за убийство своей любовницы».
Умереть было легче, чем жить.
Но она не могла. У нее были мальчики. Мысль о том, что они останутся в этом мире совершенно одни, сломленные ужасными безрассудными поступками своих родителей, казалась невыносимой. Она сделала глубокий вдох и сбросила скорость.
«Возьми себя в руки, Селена, – укоризненно подумала она. – Реши проблему. Покончи с этим. Придумай заголовок получше».
Свет фар ее машины рассекал вязкую тьму, лента дороги разматывалась перед ней посреди сомкнувшейся со всех сторон ночи. Чем медленнее она ехала, тем быстрее билось ее сердце. В венах пульсировал адреналин. В наступившем безмолвии ее терзал один вопрос: неужели ее брак – любой брак – состоял из выдуманных красивых историй, был глупой сказкой, которую люди стряпали из собственных заблуждений, надежд и неумения отличить желаемое от действительного?
