Прелестная девочка. И все же было в ней что-то цепляющее. Она не ведала тьмы – она знала только свет. Перл поняла это по невинному выражению ее лица, по беспечной походке, по тому, как бездумно она забрасывала рюкзак в багажник, не отрываясь от экрана смартфона. Жизнь казалась ей легкой. У нее никогда не ломалось то, что нельзя было бы починить. Никогда не терялось то, что нельзя было бы заменить. Она жила в радужном мире и понятия не имела о существовании другой реальности – выматывающей, непредсказуемой.
Боль разрасталась внутри Перл черной дырой, поглощающей свет и время.
Неделю она просто присматривалась: к семье, к собственным обжигающим чувствам, которые едва ли могла объяснить.
По утрам она парковалась на их улице, наблюдая, как они уезжают на работу и в школу. Когда отцовская жена отправлялась по каким-то своим утренним делам, Перл бросала свой пост.
К половине четвертого она возвращалась, чтобы в очередной раз проследить, как девочка, чаще всего в компании друзей, приезжает домой на автобусе. Дизайнерская одежда, стильно уложенные волосы, напомаженные блеском губы, щебетание радостного смеха – все это дразнило, подначивало, не давало покоя. Дети исчезали за красной дверью – в том мире, который всегда казался Перл недостижимым. В котором невозможно было выбить себе место – в котором нужно было родиться.
Однажды вечером, когда уже смеркалось, она вышла из машины и неспешно поднялась вверх по улице. Зная, что он вернется в десять минут седьмого, она встала за большим дубом. Встала так, чтобы ее не было видно из окон дома – только с подъездной дорожки. Она ждала, прислушиваясь к пению птиц и разгоняющему по улице палые листья ветру.
Наконец он подъехал. Повернулся. Увидел ее.
Она подняла руку в приветственном жесте, их взгляды на мгновение пересеклись. Узнал ли он ее?
Он быстро отвернулся, открыл гаражную дверь, загнал машину внутрь. Она не двинулась с места. Сердце бешено колотилось, мысли путались. Точно ли он увидел ее? Догадался ли, кто нагрянул к нему в гости? Не просчиталась ли она, разыграв эту карту в вечернем полумраке? Не просчиталась ли, сделав столь смелый ход?
Дверь гаража грузно захлопнулась: проскрипела и неприветливо громыхнула, заглушив вечерний птичий щебет. Он даже не вышел из своего «БМВ».
Она вернулась к машине. Тем вечером ей впервые отказала хладнокровность. Ее охватила безумная ярость – она даже не подозревала, что способна на подобные эмоции.
Это было что-то глубинное, что-то давно поселившееся в ее душе и загнанное подальше, что-то безмолвно выжидавшее все эти годы. Она села в машину и уехала. Ехала долго, вцепившись в руль, пока не добралась до пустой парковки напротив безлюдного стадиона. Перл встала на самое дальнее место, заглушила двигатель.
Протяжный вой, похожий на полицейскую сирену, вырвался из ее горла. Она понятия не имела, что вообще способна издавать такие звуки. Крик прошивал ее насквозь. Она вопила и вопила, колотя руками по рулю. За себя, за Стеллу. Ее охватила безудержная ненависть к человеку, которому случилось оказаться ее отцом, к его хорошенькой неопытной дочери – ее сестре? К нормальной жизни, которой у нее никогда не было. Даже папуля – какую роль он играл в ее судьбе? Отца? Похитителя? Убийцы ее матери? И все же она была привязана к нему так, как никогда не привязывалась ни к кому другому.
Из глаз хлынули слезы – будто сдерживаемые всю жизнь эмоции в одночасье снесли расшатанную плотину.
Когда рыдания наконец отступили, она почувствовала себя истощенной, измученной. Она уронила голову на руль, дыхание все еще было прерывистым. Солнце катилось к горизонту, окрашивая поле золотым. Зажглись уличные фонари. Наконец ее укутала тьма. Она посидела в машине еще некоторое время, а потом отправилась в долгий путь домой. В их с папулей пристанище.
Дом она обнаружила пустым – в последнее время это стало казаться привычным. Папуля был занят. Он нашел себе новую работенку, которая отнимала много времени и энергии. Перл часто оставалась наедине со своими домашними заданиями и книгами. Она читала с упоением, как и прежде, – тонула в других мирах, в других жизнях.
Добравшись до ноутбука, она первым делом проверила почту. Ее ждало сообщение от отца. Биологического отца. Самого обыкновенного.
Ответ был коротким:
Да, помню. Хочешь встретиться?
Глава тридцатая
Энн
На кухонном столе лежало три заряжающихся телефона: две одноразовые раскладушки и смартфон. В настоящее время у Энн было четыре виртуальных почтовых ящика и пять – реальных. Она владела двумя объектами недвижимости – многоквартирными домами, зарегистрированными на имя фиктивной корпорации. Мерл – продажный адвокат, с которым ее свел папуля, – помог ей урегулировать вопросы с собственностью, а также обзавестись настоящими документами: паспортом, страховым полисом и водительскими правами.
Эту личность она не втягивала в свои махинации – она была ее спасательной шлюпкой. Она планировала завершить последнюю партию – и начать все с чистого листа.
– Вот и заключительный акт пьесы, – вслух объявила она.
Ей не нравился термин «мошенничество». С ним всегда ассоциировалось нечто низменное. Мошенничать было уделом «кидал» и «разводил». Это слово не отражало всех нюансов игры. Искажало ее, словно кривое зеркало. Они с папулей занимались не просто воровством. Их дело было сродни науке и искусству. Они давали – и только потом забирали. Папуля всегда говорил, что обмен равноценен. Раньше она ему не верила – пока не обнаружила в этом утверждении толику истины.
Папуля молчал – он не одобрял, не поддерживал ее намерений. Сегодня он был притаившимся в углу призраком, едва заметной тенью. Вот какую роль он играл в ее судьбе. Привидения. Бесплотного духа, давно оставившего тело – но не ее.
– И что потом? – наконец спросил он.
В этом был весь папуля. Он постоянно укорял ее за то, что она заходит чересчур далеко, принимает все слишком близко к сердцу, отдает чрезмерно много. А сам-то? Стоило игре оборваться, папуля переставал понимать, кто он. Делался раздражительным, беспокойным. Часами сидел, уставившись в одну точку, как будто его отключили от сети. Вне игры его не существовало.
Она была другой.
Она могла стать кем угодно, отправиться куда угодно, в мгновение ока сменить одно «я» на другое. И в любой момент могла завязать. Конечно, ей пришлось бы потратить какое-то время на знакомство с собой настоящей – той, что пряталась под бессчетным количеством масок. Но она не сомневалась, что справится.
– Я устала, – призналась она. – Я хочу хотя бы ненадолго стать собой. Хочу путешествовать. Записаться на кулинарные курсы в каких-нибудь необычных местах. Научиться кататься на лыжах. Да не важно. Хочу быть как все.
Папуля тихонько рассмеялся – мягко, беззлобно. Он всегда был добр по отношению к ней. Он любил ее так, как только умел.
