– Я знаю. – Вздохнув, он прижался губами к ее губам. – Я знаю. Это несправедливо по отношению к тебе.
Игра. Какая милая игра.
Папуля объяснил ей, что ее красота была оружием. Ее стройное, но не тощее, подтянутое тело. Ее безупречная оливковая кожа. Ее длинные (на данный момент) иссиня-черные волосы, доходящие до середины спины. Она ухаживала за собой: делала восковую депиляцию, выщипывала брови, пользовалась скрабами и увлажняющими кремами, ходила на маникюр, упорно занималась спортом. Она ухаживала за собой. Ее красота была товаром, вещью, которую люди хотели. С помощью которой можно было манипулировать и мужчинами, и женщинами. Мужчины хотели обладать ею, сделать своей. Женщины хотели верить, что она досягаема, что они тоже могут завладеть этим оружием.
«К какому ты ходишь парикмахеру?»
«В чем твой секрет?»
Она отвернулась от него, обнажив нежную кожу шеи, к которой он тут же прикоснулся губами. Она вздрогнула – он подумал, что от удовольствия.
– На что сейчас играешь? – поинтересовался у нее папуля. – Ты же стрясла с его жены все что могла.
Действительно ли все?
Папулю заботили только деньги. Играй – главное, не запачкайся. Энн всегда стремилась к большему. Ей нравилось быть кукловодом.
– Тут-то ты и погоришь, – считал папуля. – Не стоит проворачивать нож в чужих ранах.
– Я должна уехать из города, – тихо призналась она Хью.
– Что? Почему?
– Из-за сестры, – ответила она. – Она очень больна. И ей осталось недолго.
– Сочувствую, – сказал он, и его карие глаза заблестели от беспокойства. Надо отдать ему должное, он мигом посерьезнел. Он действительно переживал за нее – настолько, насколько человек, подобный Хью, вообще мог переживать за кого-либо, кроме себя. – Я могу как-то помочь?
Неужели он не понимал, что был лишь фигурой на ее поле?
Ее жертвы, как ни забавно, почти никогда не понимали своей роли. А понимая – начинали сомневаться в собственных умозаключениях. Отчаянно хотели ошибаться. Даже когда знали наверняка – все равно возвращались испытать судьбу. Она предпочитала любовные аферы. Мир полнился одинокими людьми, многие из которых были еще и богачами. Они рыскали в Интернете в поисках любви, прекрасно понимая, как велик был риск столкнуться с мошенницей. Но отчаяние толкало их на этот путь. Снова и снова.
Все они были похожи: ласковым, немного загнанным взглядом и чем-то еще. Надеждой. Если бы не эта надежда, они бы не попадались в ловушки так легко. Вероятно, вовсе бы не попадались. Хью был другим: сплошное эго, принимающее любую лесть за чистую монету.
– Я откажусь от квартиры, которую здесь арендую, – продолжила она. – Не знаю, когда я теперь смогу вернуться. Все мои деньги пойдут на уход за сестрой. У нее… у нее совсем ничего нет. Только двое маленьких детей – мои племянница и племянник.
– А муж?
– С концами ушел налево, – фыркнула она и, вздохнув, добавила печальную истину: – Мужчины. Не все такие, как ты.
Он снова поцеловал ее.
Потом Хью протянул ей наличные – у него в бумажнике насчиталась тысяча долларов. В голубой коробочке на тумбочке лежал ее новый браслет. Он дал ей номер своей кредитной карты – той, о которой Кейт не знала, – для оплаты перелетов и отелей.
– О, Хью, как мне тебя отблагодарить?
Они пошли в душ, где она, опустившись на колени, доставила ему удовольствие. В душной кафельной ванной висел тяжелый запах шалфея и мяты.
Ей нравилось, когда ее жертвы были обнажены. Нравились их стоны, их беспомощность.
Потом Энн наблюдала за тем, как он одевается, опаздывая на дневную встречу. Куда, Кейт думала, он запропастился? Если бы он был мужем Энн, она бы глаз с него не спустила. Но, возможно, Кейт не переживала, потому что держала его на коротком поводке. Или была обычной неудачницей со штампом в паспорте, которую снова и снова обманывал красивый, обаятельный и до корней волос неверный муж.
Энн завернулась в большой махровый халат и вернулась в постель. Хью тем временем уже поправлял галстук, наблюдая за ней в зеркале.
– Оставайся в отеле, если захочешь, – сказал он. – Сходи в спа-салон, расслабься, пока можешь. Я позвоню тебе позже. Все образуется, Энни.
Она кивнула, стараясь выглядеть неуверенной и хрупкой. Да, у богатых белых мужчин все всегда образуется.
Он приблизился, сел на кровать, обнял Энн и впился в ее губы долгим поцелуем. На время этого поцелуя она позволила себе стать той женщиной, которой он ее считал, – влюбленной в него, мечтающей выйти за него замуж, вынужденной заботиться о больной сестре. Она позволила себе вообразить, каково это – быть нежной, любящей женщиной и ждать, когда избранник уйдет от жены. Представила себя уязвимой, полной надежд. Цеплялась бы она за него? Наверняка. Хью собирался отстраниться, но Энн не отпускала его – одно короткое мгновение.
– Обещаю, – сказал он, прежде чем уйти. – Мы со всем справимся.
Она проводила его до двери. Щелчок замка поставил точку в очередном спектакле.
– Мошенник обязан быть мастером перевоплощения, – всегда говорил папуля. – Ты сама должна стать ложью.
И она была хороша в этом – полностью растворялась в человеке, которым прикидывалась. Она стала Энн Портер – молодой, амбициозной, любящей цифры выпускницей Ратгерского университета из Нью-Джерси. Беспокоилась о любимой сестре. Это даже приближалось к правде – сестра у нее действительно была. В каком-то смысле. Но она не умирала от неизвестной болезни и не обзаводилась детьми. В каждого своего персонажа она добавляла частицу себя, зацепки, которые помогали ей действовать правдоподобно. Она на самом деле испытывала дискомфорт от высоты, любила суши, потеряла мать, никогда по-настоящему не знала своего отца. Этими чертами она наделяла все свои личности.
До Энн она играла роль Элли Мартин – молодой вдовы, не уверенной, что однажды сможет снова полюбить. До Элли была Мэри Крофт – сирота в поисках потерянной семьи. До Мэри… До… Она была похожа на русскую куклу-матрешку, под скорлупой отыгранного персонажа обнаруживалось новое лицо, новый цвет. Сейчас она красила волосы в черный, но успела побывать и блондинкой, и рыжей, и пепельной брюнеткой. Она то поправлялась, то худела. Она была хороша в примерке чужих личин. Но ее настоящее «я» было похоронено так глубоко, так истерлось и измялось, что Энн едва ли могла вспомнить ту девочку, которой была.
– Той, кем ты когда-то была, больше нет. Той, кем ты станешь, пока не существует. Единственное, что имеет значение, – кто ты сейчас. – Папуля. Аферист. Сенсей.
– Ты получила что хотела? – наверняка спросит он. – Теперь все?
Не совсем.
Она покончила с обедом, который они заказали, но так и не съели: восхитительный салат с лобстером, цельнозерновой хлеб с трюфельным паштетом, нарезанная клубника. Затем она налила себе еще один бокал шампанского, который неспешно потягивала, наблюдая за проплывающими над верхушками деревьев и прочерченной далеко внизу сетью улиц темнеющими облаками.
