А Грэм – чтобы раскусить его, хватало беглого взгляда. Возможно, одного только взгляда достало бы не всем. Возможно, только ей – она хорошо разбиралась в людях. Почти сверхъестественно хорошо. Он был большим ребенком. И погремушкой, которой он начинал колотить по полу, если не получал желаемого, ему служила окружающая действительность. Женева часто сталкивалась с подобными мужчинами – отцами доверенных ей детей. Слишком часто.
Она знала, что пришло время подумать о новой работе. Она не годилась для всех этих игр, и особенно – их последствий. И проблема была не в детях – их она любила. Проблема была во взрослых. В первую очередь, в мужчинах.
Женева закончила с запиской. Сверху вместо стука теперь доносились болтовня и смех Стивена и Оливера, сопровождаемые тем же монотонным бормотанием Грэма. Она подумала, что, вероятно, ей не стоит возвращаться в этот дом завтра. Она еще раз прошлась тряпкой по столешнице, отодвинув в сторону большого игрушечного робота – очень забавного, с шестеренками и огромными красными глазами.
– Опасность! Опасность! – провозгласил потревоженный робот среди прочего.
Это была одна из тех неуемных, раздражающих игрушек, которые дети обожают, а родители ненавидят. Мальчики затеяли из-за робота драку – и Женева на время забрала его. Теперь его следовало отнести в детскую комнату, но ей не хотелось возвращаться туда. На место преступления. Она решила оставить игрушку у плиты.
Женева покидала вещи в сумку, не забыв упаковать в герметичный контейнер порцию ужина, которую она приготовила для себя, – питание входило в ее контракт. Она тихо выскользнула из дома и заперла за собой дверь.
Не успела Женева проработать в семье Мерфи и недели, как Грэм начал обхаживать ее, вертеться рядом всю первую половину дня, пока Стивен был в детском саду, а уже первоклассник Оливер – в школе. Младшего она забирала в половине первого, старшего – в половине третьего. До этого времени она занималась домашним хозяйством и выполняла различные поручения Селены.
Грэм ни с того ни с сего объявлялся в прачечной и принимался болтать о том, как в колледже он играл в футбол, как мог бы стать профессиональным спортсменом, если бы не травма колена, – да уж, да уж. Рассказывал, как ему пришлось отклонить предложение по работе, но он не мог поступить иначе, ведь «почувствовал, что это не его». От него исходила фальшивая напыщенность, свойственная некоторым мужчинам, призванная скрыть загнанное поглубже чувство неполноценности. Она пыталась дать ему понять, что не заинтересована. Не смотрела в глаза. Отвечала вежливо, но односложно. Бросала:
– Ох, мне уже пора бежать – нужно успеть сделать кое-что до мальчиков.
«Твоих мальчиков, – добавляла она про себя. – Мать которых вас всех содержит. Пока ты занимаешься черт-те чем».
Она хотела уйти, пока не стало слишком поздно. Иногда подобные ситуации упорно не сходят на нет – и приходится вырывать заразу с корнем.
Но Селена рассыпалась в благодарностях и похвалах. Мальчики – обласканные, любимые – были милыми и послушными. Дом – стильным и уютным. Женеве нравилось оставаться одной на хозяйстве – никто не мешал притворяться, будто этот прекрасный коттедж принадлежал ей. Иногда она рылась в ящиках Селены – изучала ее косметику, духи, красивое нижнее белье. Она никогда ничего не трогала. Только рассматривала.
В первый раз он взял ее в прачечной, прямо на сушилке.
Буднично и естественно. Словно это было чем-то само собой разумеющимся.
Она знала, что не обделена внешностью. Возможно, секрет ее привлекательности заключался в чуткости – у нее был самый настоящий талант заботиться об окружающих. Она наслаждалась этим, хотела отдавать, хотела быть удобной. Детям. Старикам. Животным. Она любила проявлять доброту и помогать. Вероятно, именно поэтому она совершенно не умела говорить «нет» – даже когда хотела.
Она выскользнула в прохладную ночь. Перешла через дорогу, села в свою «Тойоту». В комнате мальчиков все еще горел свет. Грэм был не худшим отцом из тех, кого она встречала. И даже не худшим мужем. Этого звания мог бы удостоиться ее собственный родитель, с которым она и знакома-то не была. Едва ли она сумела бы опознать его, как опознают подозреваемых в полицейских участках.
Женева дрожала – было холодно выходить из тепла в ночь. Она нажала кнопку запуска своей новой машины – утешительного приза, доставшегося ей в результате последней трагедии. Двигатель ожил, приборная панель засветилась. Люди перестали говорить друг с другом – и ей это нравилось. Миром правил «Инстаграм». Пользователи транслировали вовне только лучшие моменты своих жизней, изрядно припудренные встроенными фильтрами, а все остальное старались похоронить подальше от чужих глаз. Все скучное, постыдное, порочное. Все неудачные предприятия и начинания. Все это было надежно спрятано. Но куда?
Она тронулась. Воздух в машине постепенно нагревался, напряжение уходило. Она не стала включать музыку, не стала доставать смартфон. До дома было рукой подать – она жила прямо за железнодорожными путями, поодаль от просторных коттеджей и ухоженных парков, за супермаркетом и кладбищем. Ее аккуратный низкий многоквартирный домишко примостился напротив искусственного озера с бьющим из центра фонтаном. Берега были облеплены деревьями и скамейками, поблизости пестрела детская площадка. Пруд облюбовало семейство уток – птицы возвращались сюда каждый год. Район не был фешенебельным, но в отличие от мест, где она жила раньше, не выглядел мрачным и заброшенным.
Она припарковалась на положенном ей месте, поднялась по наружной лестнице на второй этаж и двинулась по открытой площадке в сторону своей квартиры. Она шла, сбрасывая маску за маской, стягивая с себя образ улыбчивой няни, услужливой молодой женщины, прачки – все свои фальшивые личности.
Ее скромное жилище состояло из спальни, просторной кухни, совмещенной со столовой, и уютной гостиной. Квартира ей нравилась. Это был ее собственный уголок. Она закрывала за собой дверь – и оставалась одна. Могла выдохнуть. Она ни за что не смогла бы работать гувернанткой, обязанной проживать с нанявшей ее семьей. Она нуждалась в личном пространстве.
Телефон звякнул – она похолодела. Только бы не очередное сообщение…
Пожалуйста. Я в отчаянии.
Я не могу перестать думать о тебе.
Отвечать она не стала – только выключила уведомления о прочтении, чтобы он не знал, получила ли она сообщение. Самым разумным казалось заблокировать его.
Почему ты мне не отвечаешь?
Ради тебя я разрушил
свою жизнь.
Так все обычно и начиналось. Сперва пара ни к чему не обязывающих фраз – он уже писал ей сегодня: «Просто думаю о тебе. Надеюсь, у тебя все в порядке». Потом он переходил к мольбам. Становился все агрессивнее. Все отвратительнее.
Просто ответь – разве это так сложно?
Делать было нечего – приходилось его игнорировать.
