Наблюдаю за тем, как он закидывает на плечо большую спортивную сумку. Ловлю его улыбку. По движению губ пытаюсь понять, что говорит окружающим его парням.
Большой такой… Высокий… Мой… Только я знаю, что может быть уязвимым. Нежным. Любящим.
Команда направляется к выходу. Шаг, другой, третий… Мое сердце срывается. Уши забивает шум. Каждая клеточка тела клокочет от невообразимого и непередаваемого счастья. Вдыхаю и выдыхаю, не обращая внимания на то, насколько ровно это получается.
Артем вскидывает голову. Встречаемся взглядами. Он улыбается шире. Для меня всегда по-особенному – глаза сужаются, возле внешних уголков появляются морщинки. А как эти темные глубины светятся!
Я читаю его счастье. Я им питаюсь. Вырабатываю в ответ столь же ошеломительное количество.
Едва обнимает, обхватываю его руками. Прижимаюсь к груди и обмякаю.
– Привет, – выдыхает он мне в волосы.
– Привет, – отражаю я. – Как тренировка?
– Порядок, – выдает и смеется.
Боже… Мой Чарушин всегда смеется. Вот оно, счастье!
«Счастье… Счастье… Счастье…», – это слово постоянно звучит в моей голове.
Осознаю это, конечно. И просто упиваюсь им.
Краем глаза замечаю проходящего мимо нас Кирилюка. Как обычно, игнорирую его недовольство. Хвала Богу, в конце прошлого семестра мне, наконец, удалось сдать ему зачет, а в этом нам поставили другого преподавателя. Чарушину же на паскудный характер тренера «глубоко похрен».
Работа работой, но я очень рада тому, что Тёма вернулся в спорт, стал чаще бывать на парах и проводить больше времени с друзьями. Думаю, в этом плане опять-таки Артем Владимирович повлиял. Восхищаюсь его умением без давления направлять в нужную сторону. Причем не только своих детей. Артему Владимировичу удается влиять на всех. И самое главное, он сам этого хочет, проявляя заботу о, казалось бы, чужих для семьи людях. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы понимать, что мой Чара Чарушин будет таким же. Он уже такой. Потому все друзья к нему и тянутся.
Сильный. Уверенный. Настоящий.
С ним изменилась моя жизнь.
Страшно представить, что не обрати Артем на меня когда-то внимания, я бы сейчас была женой Павла и даже не осознавала, что существует что-то настолько реальное, как счастье.
С ним я стала другой. Прозрела. Вдохнула полной грудью. Начала чувствовать. Мое сердце забилось. Мир запестрил разноцветными красками. И я просто обалдела от его красоты.
Мы все еще усиленно готовимся к свадьбе, но уже сейчас, оглядываясь назад, я поражаюсь насыщенности и душевной глубине своей новой жизни. Первая половина ноября – мой день рождения, огромная толпа гостей, салюты, потрясающее кольцо от Артема, сотни подарков, море улыбок, смеха и теплых слов. Вторая половина – выбор фасона платья, снятие мерок, поиск идеального места проведения торжества, изучение культурной программы и меню, обсуждение фото- и видеосъемок, моя операция и безумное сближение с Артемом. Невероятно, но мы снова поднялись на несколько ступеней выше. Встали плотнее. Сплелись всеми возможными образами. Жили вместе даже там, в клинике. Если не считать самой операции, не разлучались ни на минуту. Стоит ли уточнять, сколько раз я срывалась на слезы, тронутая заботой, безграничной любовью и полной самоотдачей Артема в процессе нахождения в больнице.
После этого я осознала, что с ним смогу все. Абсолютно.
Не осталось никаких табу, страхов, сомнений, неуверенности и каких-то личных границ. Между нами стерлись все черты. Мы еще не семья, но уже стали единым целым. А это, как я поняла, живя в доме Чарушиных, и есть основа.
В декабре я проводила много времени с мамой Таней. Она заботилась обо мне, а я о ней. Мы готовились ко дню рождения Артема, а потом не меньше недели его отмечали. Какое же это было увлекательное, совершенно завораживающее время. Я словно в сказку попала. Непрерывно находилась в ощущении праздника и волшебства. Я так много улыбалась, и так часто смеялась, что к вечеру уставала именно от этого. Физически. Эмоционально, конечно, нет. Я наслаждалась. Засыпала в любимых объятиях с мыслью: «Скорее бы новый день!».
– Помнишь, когда ты дарил мне эту куклу, говорил, что хочешь, чтобы у меня было все? – напомнила я Чарушину одним из вечеров.
– Помню, конечно, – улыбнулся он, глядя на то, как я перемещаю свой подарок между его кубками и наградами.
Почему-то мне нравилось делать так: каждый вечер по-разному переставлять наши вещи. Перемешивать, всячески скрещивая их энергетику.
– У тебя получается, – заключила в итоге, оборачиваясь и ныряя в объятия Артема.
– Я счастлив, – приглушенно отозвался он.
Неделю спустя Чарушин вдруг решил, что пора заняться поиском отдельного дома.
– Хочу сразу после свадьбы переехать.
Я не смогла скрыть своего огорчения.
– Но мне нравится тут… Я люблю этот дом... И… Его обитателей тоже люблю... Я хочу жить здесь. С твоей семьей.
– Лиза, – проговорил Артем мягко. – Мы можем часто приезжать. Оставаться на ночь. На целые выходные, если захочешь… Но у нас должен быть свой дом. Свой мир. Там, где двое – совсем другая атмосфера. Помнишь, как у Бойки с Варей? Тебе же понравилось? Доверься мне. Доверяешь?
– Доверяю, – откликнулась незамедлительно, хотя на тот момент еще не понимала важности сказанного.
– Ну, вот и хорошо. Все будет в лучшем виде.
– Знаю, – выдохнула уже с уверенностью.
А ближе к Новому году, почти через год после ужасной трагедии, что когда-то разорвала наши жизни, Чарушин встретил меня у академии с крайне странной идеей.
– Я одолжил у Бойки ребенка.
– В смысле?.. В смысле, одолжил? – задыхаюсь я.
– Она хорошая… И… Это девочка… Не наш сын, – выдает Артем, мягко сжимая мои резко задрожавшие ладони. – Давай просто погуляем с ней. А если тебе станет плохо, просто скажи, и я ее заберу.
– Боже, Артем… – шепчу, а на глаза уже слезы наворачиваются. – А где… Где же она сейчас?
– В машине, – кивает в сторону своей БМВ. – Уснула в кресле, пока катались.
– Боже… Я не… Я не знаю… Не могу понять, что чувствую… И мне, конечно, страшно, что будет, когда подойду к ней слишком близко и вдохну ее запах.
– Ты пока не подходи, – вроде как спокойно говорит Чарушин. – Просто садись на свое место. Поедем к морю. На нашу дачу. Там попробуем.
Я киваю и делаю, как он просит. Но едва оказываюсь в салоне, сразу же ощущаю и детский запах, и незримое нахождение малышки. Артему ничего не говорю. Склоняю голову и медленно перевожу дыхание.
– Все хорошо? – спрашивает он, прежде чем завести двигатель.
– Да… – тихо отзываюсь я, прежде чем понимаю, что панических атак действительно нет. Сердцебиение участилось, и слегка потряхивает, но в целом… В целом я чувствую себя нормально. – Да, все хорошо. Трогайся, пожалуйста.
