Пульс Люси зашкаливал.
– Почему? Почему ты так поступил?
– Зачем упускать возможность? В моей тетради содержится множество компромата, который создаст проблемы некоторым высокопоставленным и влиятельным персонам, а для дотошных журналистов либеральных газет такая информация на вес золота.
Люси никак не могла оправиться от шока; она почти окаменела.
– Я сейчас должна была бы прыгать от радости. Но почему-то я испытываю досаду – оттого что тебе удалось так мастерски разрешить нашу дилемму.
– Удалось мне? Ты хотела сказать мужчине?
– Да.
Тристан тихо засмеялся:
– Уместное замечание. Однако будь уверена, тетрадь стала твоей в тот момент, когда ты ворвалась в библиотеку Уиклифф-холла подобно Жанне д’Арк в благородном порыве спасти меня, иначе я бы использовал ее как-то иначе, чтобы выпутаться из ловушки.
Люси вполне представляла, чего стоило Тристану отказаться от тайного источника доходов, – после всего, что узнала о его жизненной ситуации, о том, как он с отрочества стремился вырваться из финансовых пут тирана. Конечно, издатель найдет способ ими распорядиться, и все же привычка – вторая натура. Прежние страхи трудно искоренить. Ей ли не знать?
– Не могу поверить, что в обмен на публикацию в интересах Дела ты передал «Гардиан» все свои записи.
– Если быть точным, то бо́льшую часть, – несколько извиняющимся тоном произнес Тристан.
Конечно, он никогда не выкладывает все свои карты, обязательно оставит себе козырь в рукаве.
– Доклад станет сенсацией. Мое имя будет упомянуто?
Он покачал головой:
– Никакие имена названы не будут.
Люси схватилась за стол, чтобы не упасть. Теперь люди узнают правду. Больше не придется втихомолку выбирать между потрясением устоев и реформами. И все же она не ощущала себя на седьмом небе. На сердце было так же тяжело, как и в тот миг, когда она вошла в кабинет. Сегодня работа явно не в приоритете.
Люси посмотрела в глаза Тристану:
– Больше никаких секретов.
– Между тобой и мной? – насторожился он. – Согласен. Моя скрытность непростительна.
– Верно. Простительна с учетом обстоятельств, но не вообще.
Он сосредоточенно вгляделся в нее:
– Что-то заставило тебя передумать.
– Я знаю о Боудикке.
Тристан напрягся, словно его поймали на чем-то непозволительном. Как мальчишка, застуканный в тот момент, когда запустил руку в банку с конфетами. Как развратник, которого раздели и обнаружили, что под бордовым пиджаком бьется верное любящее сердце.
– Ах вот ты о чем, – тихо сказал он.
Как же хочется дотронуться до него!
– Ты мог бы найти для меня любого котенка. Однако выбрал отпрыска одной из питомиц моей матери. Почему?
Тристан обдумал ответ:
– Я решил, что родители перед тобой в долгу и нужно хоть что-то взять у них в утешение. После того как выгнали из дома.
Люси проглотила комок в горле.
– Боудикка стала для меня неоценимым утешением.
– Рад слышать.
– Почему ты никогда не говорил мне о своих добрых чувствах?
– «Добрых» – не то слово, – улыбнулся Тристан. – Откровенно говоря, тогда я был слишком неопытен, чтобы разобраться в своих чувствах. Восемнадцать лет, под пятой отца-тирана… Что я мог предложить девушке – особенно такой, как ты? Отец никогда не дал бы мне добро, сама понимаешь.
Да, она очень хорошо понимала.
– В Эшдауне я наговорила тебе гадостей. Приношу извинения. Мне очень жаль. Но я… перепугалась.
– Я знаю. – Он склонил голову.
– Знаешь?
– Да. Когда ты напугана, ты шипишь и царапаешься. – Тристан повел плечами: – Типично кошачье поведение.
Она его не только оцарапала. Она едва не разорвала на куски его сердце в неловких попытках уберечь свое. А теперь… Люси вновь перевела взгляд на бумаги:
– Ты помогаешь нам опубликовать результаты исследования. В «Манчестер гардиан».
– Да.
– Спасибо, – произнесла она и, набрав в легкие воздуха, добавила: – Кажется, я люблю тебя.
Он как-то странно притих. Словно опасался, что разлетится на части; как треснувшее стекло, если до него слегка дотронуться.
– Кажется? – Голос прозвучал резко, в глазах сверкнули бурные эмоции, накопленные за всю жизнь.
Люси только и могла, что кивнуть. Ей стоило немалого мужества произнести эти три слова, и она надеялась, что Тристан понял.
По его лицу постепенно расплылась улыбка. Он оттолкнулся от стола и неторопливо двинулся к ней.
– Рад слышать. Потому что я собирался найти тебя и вернуть.
Люси сглотнула:
– Что?
Его глаза переливались всеми оттенками золота, его глаза завораживали. Он взял ее лицо в свои руки. В свои теплые руки. И держал так, как в тот день, когда поцеловал впервые. Теперь Люси понимала, что в тот первый раз его губы положили начало концу ее прежнего мира, куда она больше не вернется. Единственный путь – вперед, на едва обозначенную территорию, где поцелуи Тристана необходимы и прекрасны. И где ее место было белым пятном на карте.
– Как ты могла подумать, что я так просто оставлю это, – произнес он с мягким упреком.
Могла. Пока не узнала о кошке.
– Глупышка. Я пустился бы по следу и нашел тебя. – Он поспешно добавил: – Чтобы упасть перед тобой на колени и покаяться за свои секреты, за то, что предложил тебе руку и сердце с учтивостью дикого зверя.
– О-о…
Тристан наклонился, и ее губы сразу раздвинулись в ответ. В его глазах вспыхнули озорные искры.
– Я поцеловал бы тебя. – Его губы были бархатными и легкими, как шепот. – А потом показал бы тебе список.
– Список?
– Я знаю, ты обожаешь списки. – Он сунул руку в нагрудный карман и извлек листок бумаги. – Вуаля!
В списке были перечислены имена:
Мэри Уолстонкрафт
Мэри Шелли
Ада Лавлейс
Мэри Сомервилль
Хэрриет Тейлор Милль
Элизабет Гарретт Андерсон
Миллисент Фосетт
Мэри Шелли, автор романа «Франкенштейн». Элизабет Гарретт Андерсон, сестра Миллисент и первая в Лондоне женщина, получившая высшее медицинское образование. Ада Лавлейс, математик, которая описала алгоритм работы счетной машины. Все перечисленные женщины – первооткрыватели или выдающиеся творцы. Однако, если считать это критерием, список едва ли можно назвать исчерпывающим. Люси принялась лихорадочно думать, пытаясь найти общий знаменатель, связующий все имена…
