На улицу опустились тревожные синие сумерки. Я включила телефон и увидела несколько пропущенных звонков: от Назара и от родителей. Жалобно шмыгнув носом, я решительно набрала номер папы.
– Зайчонок, – начал папа строго без приветствия, – ты почему не берешь весь день трубку? Завтра вылет. Ты собрала вещи? Мама волнуется…
– А ты? – спросила я.
– Что я? – Папа явно растерялся.
– Собрал вещи?
– Ты за меня волнуешься?
– Папа, ты вообще меня любишь? А мама?
– Котенок, да о чем ты?
– Вы меня любите? – уже выкрикнула я. По ярко освещенному проспекту сплошным потоком лились машины. Я шла мимо празднично сверкающих витрин и горько плакала. Некоторые прохожие оглядывались мне вслед с нескрываемым интересом.
– Любим, – откашлялся папа, – любим, зайчонок. Что-то случилось?
Я слышала на заднем плане обеспокоенный голос мамы. Разве, когда любят, поступают вот так?..
– Я все знаю, папа, – сказала я, глотая слезы. – Баба Женя была в больнице и видела мамину медкарту.
Отец долго молчал.
– Ты прав, маме правда нужна медицинская помощь, – шмыгнула я носом, так и не дождавшись от папы ответа, – психиатра… А я никуда не еду.
Теперь мы оба молчали. И только вечерний город шумел вокруг. Взволнованная мама переспрашивала, что случилось, а потом и вовсе потребовала у отца трубку. Услышав это, я испуганно закричала:
– Я не буду с ней разговаривать! Если ты передашь маме трубку, то я сразу сброшу звонок, ясно?
– Да-да, зайчонок, – негромко говорил папа, – я понимаю, как ты злишься…
– Неужели?
– Варя, прости меня, пожалуйста…
Голос отца был каким-то незнакомым, глухим и больным, оттого еще больше хотелось плакать.
– Счастливого вам пути, – сказала я напоследок, не в силах продолжать этот разговор. И без душещипательных бесед все понятно. В голове стучало: «Не прощу! Никогда в жизни не прощу их…»
Нажав на «отбой», я тут же перезвонила Назару, но его телефон был вне зоны доступа. Это снова довело меня до слез. Именно от Кушнера мне сейчас нужна была поддержка.
Не помню, как я дошла до дома, все было словно в тумане. Сразу же свернула к подъезду Назара. Поднялась на последний этаж и долго-долго жала на кнопку звонка. Назар не открывал. Тогда я, прислонившись спиной к его двери, сползла вниз и сидела на корточках до тех пор, пока не затекли ноги. Где сейчас Назар? Что он делает? Вдруг ищет меня по городу, ведь я на весь день сама оставила его в неведении, отключив телефон… Накануне мы договорились, что Кушнер поедет со мной утром в аэропорт.
Я вспомнила нашу прогулку по городу после вечеринки. В прошлый раз Назар говорил, что, когда ему плохо, он всегда идет на Дворцовую набережную. И это его спасает, особенно в белые ночи. Я поспешно сбежала вниз по лестнице.
Поздний вечер был теплым. До набережной я решила доехать на автобусе, который шел мимо Дворцовой. В этот час общественный транспорт был практически пустым. По салону гулял приятный летний сквозняк, и теперь я прокручивала в памяти день, когда мы с Назаром ехали этим маршрутом в парк, где катались на аттракционах и ели соленую кукурузу…
Назара я увидела издалека. Он сидел на том же месте, что и в ту белую ночь, и смотрел на глянцевую воду. На улице уже темнело, и на Неве играли блики. Я подошла к Назару и молча села рядом. Кушнер повернулся и кивнул мне в знак приветствия. Он даже не удивился, что я внезапно очутилась рядом.
– Я волновался. Что у тебя с телефоном, Варвар? – спросил недовольно Назар после недолгого молчания.
– Аналогичный вопрос, Кушнер, – ответила я.
Назар полез в карман джинсовой рубашки и, достав свой смартфон, чертыхнулся.
– Разрядился. Я даже не заметил…
Я положила голову ему на плечо и тоже уставилась на воду, в которой отражались огни. За нашими спинами горели окна и проносились редкие машины. Весь день во мне была пустота, а теперь я потихонечку начала наполняться жизнью. В какой-то момент даже улыбнулась сквозь вновь проступающие слезы и поцеловала Назара в плечо.
Назар тут же снова повернулся ко мне и без слов поцеловал в губы.
– Я остаюсь, – сказала я тихо после долгого поцелуя.
– Что? – переспросил Назар.
– Я никуда не еду. Я остаюсь, – повторила я, снова улыбнувшись.
– Это шутка такая? – От волнения голос Назара слегка охрип. – Повтори еще раз, пожалуйста.
Тогда я, немного нервно рассмеявшись, выкрикнула:
– Я! Остаюсь!
Мимо курсировали корабли и речные трамвайчики, мигающие разноцветными огнями. Я сидела у Назара на коленях, крепко обняв его за шею, и рассказывала о том, что натворили мои родители. Время от времени мне снова хотелось расплакаться, но каждый раз, когда голос начинал дрожать, Назар целовал в меня висок, и боль немного отпускала. Мы долго проговорили – до развода мостов. Потом, взявшись за руки, побрели вдоль гранитного парапета.
– Так устала за день, – призналась я, когда мы проходили мимо разведенного Дворцового, – будто весь день вагоны разгружала.
– Приляг, отдохни, – пошутил Назар.
И я, не выпуская его руки, легла прямо на нагретый за день асфальт, потянув Кушнера вслед за собой. Назар, рассмеявшись, лег рядом. Так мы растянулись посреди перегороженной пустой проезжей части перед огромным разведенным мостом, а редкие прохожие смотрели на нас с интересом.
Я разглядела на небе несколько звезд, и тут же вспомнила наш с Агнией разговор на кухне. Я ведь так и не узнала у Назара, что означало его тайное послание на моей лестничной клетке. Я спросила об этом, Назар повернул ко мне голову и рассмеялся:
– Ты правда хочешь это узнать?
– Конечно! – воскликнула я.
– Я планировал признаться тебе в любви, но потом подумал, что это глупо как-то… по-мальчишески. Так и не довел дело до конца. Струсил, короче.
– Но не доводить дело до конца – это, кажется, не в твоих правилах.
– Это точно, – многозначительно произнес Назар. – Я и это просто так не оставлю. Вот увидишь.
Я смотрела на него и не могла сдержать улыбку. И сердце счастливо выпрыгивало из груди. Сейчас я слышала только его стук.
Мы пробыли на набережной до тех пор, пока над шпилем Петропавловки не заполыхал рассвет. В эту ночь оба осознали, как мало нам нужно для настоящего счастья… Просто получить возможность быть всегда рядом.
P. S.:
Я так и не наладила связь с родителями. На это не было ни моральных сил, ни особого желания. Но время от времени узнавала об их жизни в Штатах через бабу Валю. Наверняка бабуля тоже рассказывала маме и папе о том, как я здесь живу…
