Хмуря брови, я вернулся в вагон-салон, достал папиросу и закурил. Затем, хлопая соединяющими вагоны дверями, прошел к машинисту через весь поезд, краем глаза фиксируя результаты усилий, которые предпринимал Воейков. У флигель-адъютанта оказался своего рода талант в организации людей в критической ситуации. Придворные вельможи выглядели немного нелепо с шашками, наганами и с винтовками за спиной, но мне не было дела до их военной выправки. Ведь дворяне, все до единого! И стрелять, безусловно, могут. Внешние двери поезда запирались наглухо. Моя светская горе-пехота рассаживалась вдоль окон.
На станции Дно нам ловить больше нечего, размышлял я. Необходимо спешно прорываться. Вот только куда? Следовавший за мной Фредерикс предложил дать бой прямо здесь, пришедший в себя адмирал Нилов уговаривал прорваться в автомобиле. Великолепная машина с отделкой золотом и кожаными сиденьями стояла в одном из вагонов — ее специально возили в поезде на случай, если Его Величеству царю Николаю вздумается покататься по окрестностям — в Могилеве или в Царском Селе. Прищурив глаз, я представил, как улепетываю под огнем пулеметов на шикарном двухтонном кабриолете, держась за ручку из дорогого орехового дерева и отстреливаясь из нагана. Усмехнувшись, покачал головой.
Нет, побег на автомобиле однозначно следовало отставить — картина смотрелась нелепо. Ведь машинку прежде всего нужно было выгрузить из вагона, а делать это под огнем пулеметов несколько дискомфортно. Нилов между тем продолжал настаивать, уверяя, что в Юрьеве, который от Дна всего в ста верстах, находится штаб Шестой армии, возглавляемой генерал-лейтенантом Бонч-Бруевичем. С Ниловым они оставались близки еще со времени обучения в Академии. И адмирал головой ручался, что в Юрьеве будет совершенно безопасно. Железнодорожная ветка шла в Юрьев с небольшим крюком через станцию Выру, однако хорошего качества автомобильная грунтовка вела в Юрьев почти по идеальной прямой. Хорошего качества для России, разумеется.
Выслушав Нилова, немного подумав, я согласился. Если учесть ситуацию, в настоящий момент то было единственно возможное направление для бегства. Вот только отправляться в Юрьев я решил все же на бронепоезде, а не по шоссе.
Бронесостав мой включал следующие боевые и функциональные части.
Сам бронированный паровоз-тягач.
Так называемый «черный» или «запасной» паровоз, также бронированный.
За локомотивами — два бронированных вагона с офицерами Свиты.
Мой собственный вагон-салон, а также «ночной» вагон (те самые «голубые»).
Артиллерийская бронеплощадка с брустверами, выложенными мешками с песком.
А также два «завершающих» вагона с прислугой и персоналом.
Надо сказать, в «стандартный» армейский комплект бронепоезда в пору Великой Войны входили дополнительные вагоны с зенитными площадками и блиндированием, десантная и контрольная платформы, командная платформа для корректировки огня (нечто вроде мостика на крейсере или эсминце) и самое специфичное — таранный вагон с броневым «рылом» и так называемой «ударной» пушкой увеличенного калибра.
Составов, собранных по указанной «стандартной» схеме, в Европе бегали десятки, если не сотни, — как в развитых в «железнодорожном» смысле Франции и Германии, так и в отсталых Австрии, Турции, Болгарии и России. Однако мой царский поезд с «лишними» голубыми вагонами и вагонами для прислуги, без всякой натяжки называемый «самым главным железнодорожным составом России», подобными излишествами не обладал.
Тем не менее вооружен он был достаточно неплохо. Нилов, как бывший черноморский комендор, являлся специалистом в артиллерийском вооружении и сообщил, что на блиндированной платформе я располагаю двумя 105-мм орудиями и одним орудием «главного» калибра в 120-мм.
Кроме того, на первом из офицерских броневагонов, сразу за двумя локомотивами, на площадке перед броневым корпусом оказалась установлена небольшая 47-мм пушка.
В «стандартном» составе такие передовые вагоны обычно занимал десантный отряд. Решив не изобретать велосипед или в данном случае не пересматривать тактику действий бронепоездов, я велел своим новоиспеченным стрелкам расположиться в передовых бронированных вагонах на манер обычных армейских десантных партий. Оставив в салон-вагоне двух стрелков на всякий пожарный случай, Воейков, Фредерикс и я также перебрались в бронированные вагоны. Последние вагоны с прислугой можно было отцепить для облегчения состава, однако делать это под дулами артиллеристов не следовало.
Таранного вагона с ковшом-отбойником у меня не имелось, что сильно смущало — если перегородят пути, наскоком не возьмешь. Палить из орудий раньше времени я также не мог. Все стволы в данный момент оставались в походной «упаковке», заниматься же снятием чехлов на глазах вражеских стрелков было еще более неуместно, чем снимать с платформы царский автомобиль.
Пройдя передний броневагон с площадкой для 47-мм пушки, я оказался перед локомотивом и, быстро преодолев небольшое открытое пространство с чугунной плитой для орудия, нырнул в салон паровоза. Здесь все разительно отличалось от обстановки, царящей в «голубых» вагонах. Вместо роскоши я увидел огнедышащую топку паровой машины, почувствовал удушливый жар, копоть, вгляделся в черные лица угольщиков.
Старший машинист и два его помощника выглядели чище истопников, опрятная форма оставалась тщательно отутюжена (машинистам иногда приходилось являться пред царские очи, что и сказывалось на внешнем виде), однако страшное напряжение чувствовалось. Даже здесь. Как и Нилов, железнодорожники выглядели подавленно, смущенные видом стрелков, оцепивших поезд стальным кольцом.
— Как зовут? — обратился я к старшему.
— Громов Павел, — спокойно отвечал тот. — Лейб-Машинист Его Императорского Величества бронесостава… Вы, Ваше Величество, уж почитай три года изволите со мной кататься. Осенью аналогичным экипажем Ливадию посещали.
— Подзабыл, прости, — наплевав на статус, извинился я. — По батюшке как?
— Александрович буду, Государь.
— Давай, Павел Александрович, не подведи меня. — Абсолютно панибратски я хлопнул железнодорожника по спине. — Надо отсюда уходить. Понятно мысль излагаю?
— Так отчего ж непонятно-то? Я под парами до Владивостока ходил и обратно. Надо — уйдем.
— Так палить будут, однако, — в тон лейб-машинсту ответил я, тыкая пальцем в стекло. — Видишь, на платформе стоят пулеметы? Пехотное орудие в переулке спрятано! И это только то, что я отсюда вижу. Плюс винтовки и бронемашина рядом с вокзальной хибарой. Ты об этом подумал?
Пал Саныч замотал головой.
— Не посмеют в Императора стрелять.
— Посмеют, Саныч, еще как посмеют. Но делать нечего — топи свою адскую машинку и двигаем отсюда полегоньку.
Павел Александрович кивнул мне бородкой, дал знак истопчим, и поезд, накачивая давление в паровой котел, плавно скользнул по рельсам.
Лавиновский, по всей видимости, еще не вернулся. С момента нашего расставания минуло едва пять минут, и у восставшего ротмистра наверняка сейчас шла самая жара по обмену телеграфной корреспонденцией. Солдатики его, переживая, засуетились вдоль вокзала и на перроне, прислуга возле орудия в переулке задергалась вокруг своей техники. Поезд меж тем без гудков и предупреждений ускорился и двинул вперед.
