– Должно быть, впечатляющее зрелище! – Боринос даже облизнулся.
– Могу вас уверить, сир, более чем.
– Тогда, мой любезный друг, быть может, вы сможете применить ваше умопомрачительное оружие не только в обороне, но и в нападении? Давайте просто испепелим полчища сервов прямо в лагерях под Бургосом – и дело с концом!
Амир снова фыркнул:
– Вам прекрасно известно, сир, что ни огненные башни, ни иное оборудование храмов я не могу использовать без личного распоряжения Господа Хепри. Причем речь не идет о простом формальном разрешении сделать это. У меня просто нет технической возможности, ибо для активации башен нужен его личный код, который, как вы понимаете, мне не известен. Боже! Да я не могу даже воскресить своих автоматчиков! Сколько еще можно об этом спрашивать? Если ваш Генеральный Штаб не в состоянии вести войну на равных с этим проклятым «маршалом рабов», то не стоит обвинять в этом церковь! Вините своих солдат, сударь, а не меня!
Почему-то именно последняя реплика вконец взбесила Бориноса.
– Не трогать мой штаб! – рявкнул он. – Если бы храмы помогли мне, восстание подавили бы еще в зародыше! В вашем распоряжении уникальная техника, оружие, силы, которые даже невозможно вообразить вонючим рабам, захватившим мою страну! И мне надоело выслушивать нелепые обвинения по поводу причин нашего разгрома. Хватит винить моих солдат! Да, мы проигрывали сражения, но Эшвен рабам сдала церковь, разве нет? Это ваша жизнь выкуплена в Бургосе ценой миллионов сервских ошейников, а не моя. Вместо того чтобы давить сервов с помощью сверхоружия, вы сдаете им целые континенты!
Король грязно и витиевато выругался.
– Когда-то давно, – произнес он, немного успокоившись, – когда я не был королем и жил в другом мире, Господь Хепри призвал меня сюда и вручил мне эти земли. И я отстою их, сударь, с вами или без вас!
Он подошел к окну и отдернул штору:
– Взгляните сюда!
Окна комнаты выходили на гавань, и вся акватория была заполнена сотнями кораблей.
– Это десантный флот, – пояснил Боринос, – я собирал его, как вам известно, все эти месяцы для перевозки своих дивизий через океан. Но сегодня из миров-каверн Варданея и Кира подошли последние полки и сборы закончены. Не позднее трех дней от сегодняшнего утра моя армия поднимется на корабли и отойдет на север, чтобы вырвать сердца у озверевшей рабской швали, захватившей мою столицу. С вами или без вас, сударь, я выступаю.
– Вы высадитесь прямо под Бургосом, сир?
– Полагаю, нет. В устье Кобурна топи, дорог там нет, идти можно только водным путем на кораблях по великой реке. Добрая батарея картаун, поставленная на речных берегах, превратит мой флот в щепы. Поэтому мы высадимся немного южнее, где к океанскому побережью подходят дороги, годные для передвижения армии, и на столицу зайдем с запада. К тому же там обширные луга, где мы сможем развернуться для битвы.
Тут он снова выругался:
– И все же, сударь, в походе мне понадобится ваша помощь. Если наша хваленая церковь не в состоянии использовать сверхоружие, то помогите хоть в малом. Моим командирам понадобятся ваши спутники, чтобы следить за передвижением сервов, ваши радиотелефоны, чтобы поддерживать связь, и, наконец, им понадобятся ваши храмы! Да-да, я хочу, чтобы по мере продвижения моей армии, вы снимали с храмов силовые поля и включали машины для синтеза. Солдатам нужна будет еда и вода, сменное белье и одежда, пули для мушкетов и ядра для кулеврин. И спаси вас Хепри, если сейчас вы откажете мне в этом!
Амир, несколько опешивший после этой отповеди, моргнул и пожал плечами.
– Ну что вы, сир, – сказал он, – радиопередатчиков я вам, конечно, не дам, по уже известным причинам. Но в остальном, все что угодно – любая информация со спутников, любая продукция из храмов. Более того, я готов предоставить вам солдат церкви, чтобы пополнить ряды десантной армии.
– У вас есть бойцы?! – король был удивлен. – Если не ошибаюсь, церковные автоматчики полегли под Бронвеной и Бургосом до последнего человека, равно как и ваши гвардейцы-красноплащники.
Амир кивнул.
– Это так, сир, – подтвердил он, – но среди воинов церкви есть и другие. Я говорю о Священном легионе и двух клерикальных полках.
Король усмехнулся.
– Ну, сударь, – протянул он, – я видел действия Священного легиона и клерикалов в кампании Господа Хепри против валькингов в Истрии. Ни те, ни другие, признаться, не произвели на меня впечатления. Одни – жутко мутированные гиганты, закованные в пуленепробиваемую броню. Другие – обычные мушкетеры, притом плохо обученные. Скажу вам откровенно, сударь, среди моих телохранителей найдутся экземпляры, не уступающие в объемах мускулатуры вашим гигантам-легионерам. А что же касается клерикалов, то… то более дерьмовой пехоты я не видел в жизни! С оружием они обращаются настолько плохо, что любой новобранец даст им фору. Единственное, чем они меня тогда поразили, – это маниакальная смелость, с которой церковные роты бросаются в атаку. С полным презрением к смерти, отчаянно, удало! Однако, если быть предельно честным, пустая бравада в бою – меньше, чем ничто. Это глупость, сударь! В бой ваши ввязались лихо, но тут же почти все и полегли из-за косолапости в рукопашной.
Теперь уже усмехался Амир.
– Вы старый солдат, сир, – заметил он, – но надо бы вам знать, что умение обращаться с оружием не всегда гарантирует победу. Дело в том, что смелость наших солдат вполне объяснима. Они бессмертны, сир! И для их хебседирования, в отличие от спецназовцев и гвардейцев, нам не требуется кодов Господа, я могу утверждать такие воскрешения сам. Повсюду в храмах – в Артоше, Артоне, Аране, Эльбинике, Антике и Тысячеградье – установлены уловители душ, настроенные на шунты клерикалов. За их смертью последует возрождение. Каждый павший на поле брани уже в следующую секунду поднимается в храме, надевает новый мундир и берет в руки новый мушкет. Они – идеальные воины при всех своих недостатках! Кстати, я прибыл к вам в сопровождении эскорта из клерикалов. Если позволите, я приглашу одного.
Король скептически согласился и кивнул своему телохранителю, стоящему у входа с алебардой на плече. Солдат скрылся за дверью и спустя минуту в коридоре, соединявшем зал с приемным покоем Амира, в четком строевом ритме застучали по паркету подкованные кавалерийские сапоги.
«Кавалерийские? – удивился Боринос. – У клерикального пехотинца?»
Дверь распахнулась, и в зал вошел человек, от вида которого в первое мгновение Бориноса бросило в дрожь, как от вида собственного трупа. Меж золоченых створок двери перед королем и приором в сером церковном камзоле с золотым поясом шательена стоял человек, погибший восемь месяцев назад последней смертью на поле под Шерном. Играя желваками, король воззрился на своего племянника.
Хавьер де Катрюшен, знаменитый и безжалостный шательен-консидорий, шаркнул ножкой и изысканно поклонился.
* * *
