В VI–VII веках (хотя, возможно, и ранее, при парфянах) поставщиком отличных пехотинцев выступал Дейлем — горная область на юго-западном побережье Каспийского моря. Выходцы из нее были важной частью сасанидской пехоты. Согласно Агафию Миринейскому, на службе в персидском войске состоял трехтысячный отряд дейлемитов. Этим горцам поручалось выполнять целый ряд функций. Они штурмовали крепости, особенно те их участки, что располагались на гористых склонах. Они участвовали во внезапных ночных нападениях, бесшумно приближаясь к расположению войск противника. Они выполняли отвлекающие маневры, давая возможность персидской коннице перегруппироваться для атаки либо организованно отступить. Отрицательным моментом привлечения дейлемитов, как, впрочем, и остальных наемников-иноземцев, была их постоянная склонность к измене. Феофилакг Симокатта, например, говорит о заговоре против Ормизда IV и одним из его организаторов называет предводителя дейлемитов Зоараба.
Пехота, конечно же, применялась при осадах и штурмах. Ее стараниями воздвигались валы вокруг осажденных вражеских крепостей и городов, подкапывались вражеские стены, и так далее.
Боевые слоны
Как позволяют судить имеющиеся источники, парфяне слонов на войне не применяли. Римляне тоже. Встает вопрос, что же побудило Сасанидов возродить эту эллинистическую практику. Кто из персидских шахов первым сделал это? Ответы на поставленные здесь вопросы можно отыскать в работах отечественных исследователей Владимира Дмитриева и Андрея Банникова. Первым из Сасанидов слонов стал использовать основатель династии Ардашир I. Шапур I и следующие за ним шахиншахи продолжили практику использования элефантерии. Что касается места происхождения боевых слонов, то таковым стоит считать Индию. Вероятно, со временем удалось обеспечить воспроизводство слонов и на сасанидской территории. Так или иначе, но к VI веку персы обладали достаточным их количеством, о чем свидетельствует Иоанн Эфесский: «Ромейские полководцы… вторглись и производили опустошения в областях персидских на расстоянии многих миль, и в 3 милях от персидской столицы они грабили и забирали слонов персидских, так что наполнили и Константинополь слонами».
Как правило, на спине у боевого слона размещалось несколько воинов — погонщик и еще несколько человек, которые вели обстрел противника из луков и используя дротики.
Слоны использовались как в полевых сражениях, так и при осадах. С их помощью перемещались крупногабаритные осадные приспособления. А непосредственно в ходе осадных операций на них водружались башни из дерева, обитые железными листами. Элефантерия выступала в связке с пехотинцами. Например, при осаде Амиды «против западных ворот поставлены были сегестанцы, самые храбрые из всех воины; с последними медленно выступал, высоко возвышаясь над людьми, отряд слонов с сидевшими на них вооруженными бойцами. Морщинистые чудовища представляли собой, на что я уже не раз указывал, ужасное зрелище, наводящее неописуемый страх».
В полевых сражениях слоны тем более представляли собой грозную боевую силу, особенно в психологическом плане — они наводили своей мощью ужас на врага. Вот как пишет о них святой Амвросий: «Кто в самом деле отважился бы приблизиться к ним, зная, что может быть легко пронзен дротиками, брошенными сверху, и смят натиском слонов? Перед слонами отступают даже фаланги пехотинцев и конные отряды, и рушатся квадратные лагеря. Ведь они нападают на врагов в непреодолимом натиске. Поэтому их не задержит никакое построение бойцов, никакое скопление воинов, никакая преграда из щитов. Подобные неким движущимся горам, они кружатся в битвах и как холмы выступают над глубоким водоворотом, оглушающим ревом вселяют во всех страх. Что может сделать им пехотинец, пусть даже сильный и ловкий, когда ему навстречу идет стена, защищенная множеством вооруженных воинов? Что может сделать всадник, когда его конь помчится вспять, напуганный громадными размерами подобного животного? Что может сделать лучник, когда закованные в железо тела мужей, находящихся наверху, не чувствуют удара стрелы? Когда слон, которого и самого по себе трудно поразить стрелой, а тут еще и покрытый броней, без всякой опасности для себя рассекает пехотные отряды и опрокидывает эскадроны всадников?».
Впрочем, под вражескими стрелами и дротиками слоны часто становились неуправляемыми и топтали свою же конницу и пехоту. На этот случай у их погонщиков всегда имелись длинные ножи, с помощью которых они могли нанести удар слону в позвоночник и тем самым убить его.
Учитывая, с одной стороны, сокрушающую мощь слонов, а с другой — сложности в управлении ими, сасанидские командующие в зависимости от обстоятельств применяли разные тактические схемы использования слонов. Если обстоятельства позволяли наступать, элефантерия загодя выдвигалась вперед (битвы при Фригии и Сумере в 363 году, при Фасисе в 555 году). Если же были опасения в исходе сражения, то слонов оставляли в резерве — в надежде, что они смогут нанести решающий удар (битва при Маранге в 363 году). Почуяв подходящий момент, сасанидские военачальники бросали в бой элефантерию, чтобы усилить натиск на врага. В случае неблагоприятного развития событий слонов к участию в битве не допускали.
Одним из сасанидских «ноу-хау» было то, что персы придавали каждому слону значительный вспомогательный отряд из конницы и пехоты. Такой контингент поддержки мог насчитывать 3–4 тысячи воинов.
Не зря сасанидская армия использовала слонов на протяжении всего своего существования. Определенно, от эле-фантерии, при разумном ее применении, был толк, и многие персидские виктории — это результат эффективного комплексного использования кавалерии, слонов и пехоты.
Флот
Сасаниды, когда того требовали обстоятельства, прибегали к использованию флота, причем вполне успешно. Уже при Ардашире I был захвачен Бахрейн, а при Шапуре — Оман; при Хосрове овладели даже Абиссинией. Использовались суда и при форсировании полноводных рек.
Армия в походе
Персидское военное дело испытало на себе серьезное влияние Античности, что нашло отражение и в военном трактате сасанидской эпохи «Аин-Наме», и в практике боевых действий. Большинству военно-тактических установок Сасанидов можно найти параллели в трудах византийских авторов.
Как и всякая уважающая себя армия, воинство Сасанидов высылало вперед, на километры перед собой, конных разведчиков. Они изучали местность на наличие авангарда противника, его засад и разъездов. Продуктивная деятельность разведчиков — как полевых, так и соглядатаев в тылу врага — становилась одним из залогов победы. Но военная история Сасанидов показывает, что их разведке случалось допускать серьезные ошибки.
Двигаясь навстречу врагу, персы располагали стоянки в укреплениях, усиленных рвом. Когда от разведчиков поступали вести о приближении противника и численности его армии, шах и военачальники решали два важных вопроса: «Сражаться или отойти?» и «Где дать сражение?» Первый вопрос решался положительно в случае трех- либо четырехкратного превосходства над противником, в крайнем случае — полуторного. Что касается второго, то выбирали место для битвы, которое будет наиболее подходящим для имеющихся в их распоряжении сил. Из «Стратегикона Маврикия» мы узнаем, что Сасаниды стремились «выстроить боевой порядок на неудобных пространствах и использовать луки». Неудобным для врага пространством считалось какое-нибудь возвышенное место, на котором персы располагали центр войска. Кроме того, желательно было «для лагеря и строевых расположений войск завладеть местностью закрытой, лесной и снабженной водой, врагу же пусть будут предоставлены равнина и низины». Выбрав место битвы, армия окружала свой лагерь рвом и частоколом.
