– Нееет.
– Я пришёл разузнать о твоём диагнозе! Тебе не отвертеться! – произносит строго.
– Что? О моём диагнозе? – нервно хихикаю, отступая назад. Потому что он надвигается прямо на меня.
Ошибкой было впустить его на свою территорию. Бооольшой ошибкой.
– Ну-ка стой, где стоишь и не подходи!
– Быстро сказала мне, зачем ходила в поликлинику.
– Брукс… – выставляю вперёд руку. Как бы разграничивая дистанцию между нами.
– Говори, Дженнифер! Фостер прямым текстом озвучила, что ты сама должна мне признаться.
– Фостер?
– Там у тебя что-то серьёзное? Что-то плохое? Пожалуйста, не молчи.
Мне становится стыдно. В его глазах плещется самая настоящая тревога. Могу только представить, что он там в своей больной головушке напридумывал.
Диагноз.
– Ладно, Брукс, я скажу.
Набираю в грудь побольше воздуха. Что ж так сложно-то?
– Ну?
– Всё серьёзно, да.
Склоняется ближе. На лице – печать озабоченности.
– Помнишь, как меня тошнило?
– Да.
– Это был далеко не единичный случай.
– Последствия отравления? – хмурит широкие брови.
– Я стала остро реагировать на запахи. Есть как слон. Не переношу запах сигарет, да и нельзя сейчас дышать дымом... И пить тоже нельзя.
Намекаю, как могу. А винтики в его голове как-то совсем не крутятся. Но оно и не мудрено, в свете последних событий.
– Дело было не в креветках, Брукс. Точнее в одной, – говорю уже тише, неотрывно наблюдая за его реакцией. – Нашей креветке уже почти три месяца.
А вот сейчас, похоже, дошло...
Резко меняется в лице.
В глазах всего за несколько секунд мелькает целый спектр эмоций. Эмоций, которые я не могу разгадать.
Впадает в ступор.
И мне вдруг становится страшно.
– Рид…
Отходит. Садится на стул. Встаёт. Принимается расхаживать по кухне туда-сюда.
– Аборт делать уже поздно... – говорю, ощущая, как по щекам льются слёзы. – Не стану делать, ясно тебе?
Останавливается.
Поднимает на меня растерянный взгляд.
– Чего? Что ты сказала?
Приближается. Зажимает меня в угол.
– Какой ещё аборт, Смит? – угрожающе прищуривается. – Спятила? Да как тебе вообще такая мысль пришла в голову?!
Пауза. А потом я начинаю плакать. Не могу больше сдерживаться.
– Джен. Эй, ну всё, – обнимает меня, зарывается носом в волосы. – Прости дурака. Я просто… в шоке. Почему ты столько молчала? Почему не призналась сразу?
Мои плечи сотрясаются от рыданий. Я так испугалась того, что он может мне сказать...
– Не до этого всем нам было. К тому же, Лерой сейчас в таком состоянии, что...
Замолкаю.
– Родная моя… – стискивает меня в объятиях чуть сильнее. – Всё равно надо было сказать.
– Прости…
Молчим.
И хочется стоять вот так вечно. Лишь бы его руки согревали меня.
– Обалдеть можно! Я стану отцом. Дай посмотреть, – просит, без спроса задирая и стаскивая с меня платье.
– Рид…
Приоткрывает рот от удивления. Касается ладонью округлившегося живота. Его уже видно. Роуз была права.
Замираю, глядя на парня, стоящего напротив.
– Чёрт, я так счастлив, Джен, – произносит он вдруг. – Думал, что невозможно любить тебя ещё сильнее, но, оказывается, ошибался...
– Что ты сказал? – шепчу, широко распахнув глаза.
– М? – поднимает на меня ошалелый взгляд.
– Повтори-ка, – сглатываю. – Чтобы я убедилась в том, что мне не послышалось.
– Про то, что стал сильнее любить? Или про то, что счастлив, – хмурится.
Ой дурачок…
Подаюсь вперёд и медленно, но с наслаждением целую его. Ощущая, как внутри разом просыпаются все бабочки.
Страсть завладевает нами почти моментально. Лично я испытываю самый настоящий сексуальный голод. Как дикарка, ей Богу! Готова на него наброситься.
– Джен… – ласкает губами шею, пока я негнущимися пальцами расстёгиваю пуговицы на его рубашке.
– Сними его с меня, – командую дерзко.
Тяжело дыша, стаскивает с плеч лямки бюстгальтера.
– Скорее, – прошу, изнывая от жажды его прикосновений.
Одно короткое мгновение – и «девочки» ощущают долгожданную свободу. А в следующую секунду и его сильные руки.
– Оооох, – протяжно застонав от удовольствия, блаженно прикрываю глаза.
Наконец-то!
– ****ть, – по-своему выражает свой восторг он. – Чёрт, детка, какая же ты сексуальная!
Несдержанно сминает ноющую грудь, толкается в моё бедро напряжённым пахом, и я вообще теряю связь с реальностью.
– Пошли в постель, – тянет меня за руку.
На ощупь пробираемся из коридора в тёмную комнату. Включает ночник, ориентируясь так, будто уже здесь был.
– Хочу смотреть на тебя, – осторожно толкает на кровать и забирается наверх.
– Поцелуй, – требую капризно. – Немедленно.
Исполняет мою просьбу. Горячо целует пересохшие от предвкушения губы, а потом спускается ниже. Подбородок, шея, ключицы, грудь...
Она ему, похоже, особо приглянулась. Так увлекается со своими ласками, что я взрываюсь фейерверком наслаждения лишь от этого.
– Не понял…
Дрожа от удовольствия, стыдливо прикрываю глаза.
– Слишком хорошо, – пищу в своё оправдание.
– Ты… всё, что ли? – не верит.
– Даа.
Его рука пробирается под резинку нижнего белья.
– Джен! Какая же ты мокрая!
Сдёргивает с меня трусы одним резким движением, но потом вдруг замирает в нерешительности. Наклоняется. Целует живот. Трепетно и нежно.
– А секс тебе не противопоказан? – уточняет боязливо.
– Он мне показан, иди уже сюда! – тяну к нему ручки и снимаю с него рубашку.
Мои пальчики исследуют его тело. Плечи. Грудь. Живот.
– О да!
Всё это моё, девочки. Держите подальше свои клешни и закатайте губу.
Снова не могу сдержать протяжное «о», когда мы соприкасаемся телами.
– Возьми меня! – совсем одурев, прошу бессовестно.