Что-то подсказывало, что Зарина не проговорится насчет меня. Но жить в подвешенном состоянии неудобно. Попробуйте. Подвесьтесь, подрыгайте ножками: каково? Хотелось уверенности. Я решил поставить точку с запятой, раз уж на точку не тянем, а многоточие убивает.
– Зарина, можно поговорить серьезно?
– А что, так можно? – засмеялась она. – С тобой?! Лгун! Прохвост! Жулик!
Снова пришлось уворачиваться от подушки.
– Я никого не хотел обманывать. Просто хочу вернуться домой. Собрать друзей и улететь.
– Улететь?!
Снова – глаза-тарелки. Курс «Как изменить лицо без фотошопа».
– Забрать Тому, Ма… и Шурика, который сейчас у твоей мамы. И улететь, – подтвердил я.
Едва не проговорился насчет Малика. Не нужно упоминать всуе. После смерти Гордея никому в голову не пришло, что второй черт тоже жив. Пусть так и останется.
– У вас там хорошо? – с надеждой в вопросе мечтательно произнесла Зарина. И осеклась: – Не рассказывай! Нельзя!
– Нельзя в деталях. А в общем… у нас не плохо или хорошо. У нас по-другому.
– По-другому – это лучше или хуже?
Я вздохнул и повернулся на бок, к ней лицом. Ее подушка уже перестала быть ударным инструментом, вновь обретя прямое назначение. Зарина лежала как я: на боку, лицом ко мне. Глаза в глаза.
– Вот ты веришь во все запреты, установленные Аллой…
– Да простит Она нас и примет, – бездумно дополнила Зарина мантрой-скороговоркой.
Мне надоело.
– Ты серьезно веришь в то, что все вокруг создано Аллой? Весь мир? Все земли, леса, животные, люди, звезды, луна, солнце?
– Видишь подушку? – Зарина приподняла свое недавнее оружие. – Она существует?
– Ну, если рассматривать с точки зрения религиозно-философского восприятия…
– Рассматривай глазами, а для восприятия можешь пощупать или снова получить по кумполу. Согласен, что она реальна? Отлично. Она сделана кем-то?
– Подушечных дел мастером. Не знаю, как он правильно называется.
– Ты видел этого мастера? Видел, как он сшивал ранее сотканное полотно, как набивал шерстью и придавал окончательную форму? Нет. Ты видишь подушку, замечательно используешь и знаешь, что ее кто-то сделал. Просто знаешь. Разжевывать дальше?
– Не надо, – убито сказал я.
Зарина расцвела.
А еще Софист, твою за ногу. Софочка. Девчонка переспорила.
– Если же мир кажется несовершенным… – Маленький кулачок взбил подушку до необходимого состояния. – Может быть, мы просто пользоваться не умеем?
Глава 3
Нас пригласили на запоздалый завтрак.
– Карина в карцере, – шепнула всесведущая вездесущая Зарина.
Она все разузнала. Откуда только? Всего-то чуть-чуть с несколькими девочками на ходу пошепталась.
Снова построение. Освободившийся папринций загнал в грязь оставшихся девочек, я тихо примкнул к отборовшимся – для нас в отдаленном углу поля поставили щиты и раздали копья.
– Тренируйтесь.
Феодору дядя Люсик вывел за руку из шеренги.
– Аглая! – скомандовал он. – Исполнить наказание.
Та опрометью понеслась к кладовице. По возвращении в руках посвистывала розга.
– Приступить, – кивнул папринций.
Не желая смотреть, он отошел к бойникам, которые вновь стали возиться с дерном.
Метнув копье, я потянулся за следующим, чтобы не ходить туда-сюда понапрасну. Кину хотя бы три, пока прочие будущие кидальщицы грязевые ванны принимают.
Вскрик. Внезапный, из глубины души, полный боли. Я обернулся. Нельзя было не обернуться, все обернулись. Даже колпаки бойников, зачем-то вынувших неподалеку кусочек дерна диаметром в ширину штыка и начавших копать вертикально вглубь, повернулись к месту наказания.
Феодора стояла согнувшись, руки уперлись в колени. Рубаха задрана, штаны приспущены, посредине – набухающий алый шрам. Свист, шварк, новый вскрик. Второй удар пришелся выше. Бурая полоса вздула поясницу. Аглая покрутила хлыстом и приложила в третий раз – по диагонали к двум предыдущим. Крик-вой наказанной взвился выше и громче, глаза наполнились слезами. Красная Z вспыхнула на разделенном белом.
Бойники отвернулись. Продолжилось шевеление в жиже. Я размахнулся и запустил копье. Мимо. Помешал очередной вопль. Я не смог не оглянуться. Четвертый удар – опять наискось. В другую сторону. Без перерыва, но с отборным замахом Аглая приложилась в пятый, последний – наиболее размашисто, поперек всего прежнего и дальше вниз, по ткани штанов, включая бедра.
Визг. Душераздирающий, переходящий в непрекращающиеся рыдания. Ноги жертвы подкосились, скорчившееся тело рухнуло на траву. Феодора выла, лежа в позе эмбриона, ее сотрясала дрожь. Аглая вдруг выронила розгу и убежала.
Совесть проснулась? Или в туалет приспичило?
Аглая скрылась в коридорах школы, на помощь Феодоре бросилась Глафира. Очередные ученицы продолжали биться в грязи за право вылезти первой. Два бойника по-прежнему выкапывали посреди поля глубокое отверстие, еще двое принесли на плечах четырехметровый столб. Столб с силой был вогнан в получившуюся вертикальную яму и накрепко зарыт почти на треть, сверху к нему в виде буквы Т приладили мощную поперечину. С одного конца поперечины свисала веревка.
На поле появилась царисса Дарья. Первой ее заметила Зарина, подала команду, все дружно гаркнули приветствие. Смешно смотрелись грязевые комки, вставшие по стойке смирно и вместе со всеми разинувшие рты – красные на остальном черном.
Поманивший папринция палец цариссы указал на столб.
– Феодоре час мишени? Совместите. – Она обернулась к ученицам. – Вы знаете, что правил нарушать нельзя. Карина Варфоломеина знала о запрете и нарушила. Какой судьбы она заслуживает?
Взоры с непередаваемой синхронностью устремились в землю, словно желали пробурить вереницу ям и спрятаться там.
У меня в голове зазвучала отлично вдолбленная молитва воспитания: «Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же»…
На другой конец Т-образного сооружения тоже привязали веревку. Бойники вывели под руки щурившуюся Карину. Землистого цвета, сгорбленная, она слепо озиралась – должно быть, сидела под землей, причем долго.
Царисса некоторое время разглядывала обеих нарушительниц общественного порядка. Странный взгляд перетекал с одной на другую, затем столь же пристально уставился на кудахтавшую над Феодорой Глафиру. В конце концов у той мелькнула паника в глазах.
– В честь прибытия цариссы Варфоломеи я заменяю Карине высшую меру почти условным наказанием, – милостиво сообщила Дарья. – В первый и последний раз. Не часто мама приезжает к дочери в последний момент. Наказание будет минимальным, но оно должно быть именно наказанием, иначе потеряется воспитательный эффект. Назначаю час мишени сейчас, час занятий с мячом для отработки одиннадцадишаговых ударов вечером и десять внеочередных дежурств на стене, во время которых даже малейшее нарушение будет приравнено к уходу с поста. Со всеми вытекающими.
