— Повелитель, твоя рана тяжела. Если кровь в ней сгустилась бы в комок, его по жиле могло унести в голову или сердце. Это верная смерть, поэтому я отсасывал комки твоей крови, пока рана не закрылась.
— Прозрело мое внутреннее око, — уставившись в небо, сказал Чингисхан. — Я вечно буду помнить, о Джелме, сын Джарчиудай-евгена, как ты спас меня, сохранил жизнь мою во благо всем монголам.
— Я делал то, что должно, господин.
Родившийся день оказался щедр на неожиданности и удивительные события. Встретив рассвет полумертвым, к полудню Чингисхан уже смог сидеть в седле. Джелме перевязал ему рану чистой тряпицей и она почти не беспокоила владыку монголов. Но мысли путались в его голове и были они чернее ночи. Объехав окрестности, удалось собрать всего полторы сотни всадников. Никто не знал, где остальные, где враг, и что делать дальше.
Когда закат окрасил багрянцем западную часть неба, из степи примчался воин на взмыленном коне. Спешившись, он пошатнулся, но нашел в себе силы поклониться Чингисхану.
— О, владыка, я принес тебе вести от верного твоего слуги Боорчу-нойона!
— Говори, — хриплым голосом потребовал Чингисхан.
— Прошлой ночью Боорчу с тысячей нукеров вошел в становище тайджиутов и говорил с их старейшинами. Тайджиуты не довольны гур-ханом Джамухой. Он забрал у них повозки и теплую одежду. Его джардараны убили тех, кто пытался защитить свое добро.
— Тигр убивает собственных детенышей. Это хорошо! — сказал Чингисхан и расширившиеся глаза его засверкали, словно драгоценные камни.
— То же они сотворили и с найманами, и с меркитами, и с татарами. Вожди этих племен покинули Джамуху и ушли в свои земли. Из тайджиутов с ним остался только Таргитай-Кирилтух со своими нукерами. Остальные тайджиуты готовы встать под твой справедливый белохвостый туг, повелитель. Они ждут тебя на том берегу и…
Не дослушав, Чингисхан хлестнул саврасого жеребца плетью и поскакал к броду через Онон. Джелме и остальные воины устремились следом.
Когда сын Есугея-багатура въехал во временный лагерь бывших подданных своего отца, лицо его не выражало никаких эмоций, хотя на самом деле Чингисхан готов был соскочить с коня и расцеловать каждого из тайджиутов, что стояли возле своих коней, понурив головы.
Боорчу, сияя белозубой улыбкой, подбежал к лошади Чингисхана, взял ее под уздцы.
— Темуджин, посмотри, сколько отважных удальцов готовы идти за тобой!
Только первый нукер, только Боорчу — да еще, пожалуй, мать, Борте и братья — имел право называть повелителя всех монголов прежним именем. Чингисхан с первого дня их знакомства верил этому человеку, как себе, ибо Боорчу пошел к нему на службу не за богатства, не из страха, а по воле сердца. И сейчас первый нукер не подвел, преподнеся своему господину и другу воистину бесценный дар. Курень Есугея-багатура возродился, тайджиуты вернулись под длань Борджигинов.
— Хвала Вечному Синему небу, — произнес Чингисхан и обвел взглядом столпившихся вокруг воинов. — И впрямь удальцы. Один из них, стрелок милостью Тенгри, вчера даже прострелил мне шею. С такими нукерами я завоюю весь мир. Жаль, если этот мерген
[6]
погиб…
— Я здесь! — раздался вдруг звонкий голос.
Из рядов тайджиутов вышел, ведя за собой вороного коня, высокий худой парень в синем дээле.
— Я зарублю тебя! — взвизгнул Джелме, выхватывая кривой тангутский меч.
Он бросился к стрелку, замахнулся…
— Подожди, — Чингисхан жестом остановил своего нукера. — Убить его мы всегда успеем, ведь Джирхо из рода Бесут не прячется от нашего гнева…
— У нас был честный поединок, — дерзко ответил парень, хотя лицо его побледнело. — Господин, вы стреляли первым, я лишь ответил. Тенгри милостив — моя стрела нашла цель…
— Ну да, с горы-то… — хмыкнул Чингисхан. Боорчу засмеялся, подмигнул парню.
— Тенгри мудр — она не оборвала вашу жизнь, — закончил тот и умолк, глядя прямо в разноцветные глаза Чингисхана.
— Ты не боишься меня, — повелитель всех монголов задумчиво посмотрел в темнеющее небо. — Это хорошо. Это очень хорошо. Ты прям, как… как твоя стрела, что попала в меня. Ты остер на язык, как ее наконечник, что пробил мне шею. Стрела…
Тайджиут побледнел еще больше и упал на одно колено, прижав правую руку к груди. Голову он при этом не склонил, продолжая смотреть Чингисхану в лицо.
Все вокруг замерли. Наступила полная тишина. Тайджиуты понимали — от того решения, что примет сейчас Чингисхан, зависело и их будущее.
— Вот! — Чингисхан привстал в седле и указал на стрелка. — Таким должен быть истинный монгол. Я люблю тех, кто прям и отважен. Встань, воин! Отныне зваться тебе Джебе
[7]
и быть при мне нукером первой сотни. Джелме, прими его как брата и не держи зла. А теперь, тайджиуты, седлайте коней — мы возвращаемся на родные всем нам земли. Ху-ррр-а!
И тысячи обрадованных голосов поддержали клич своего господина:
— Хуррр-а-а!!
…С той поры много воды утекло в Ононе. Где ныне былая сила Джамухи? Где слава меркитов, найманов, татар? Втоптана она копытами монгольских коней в пыль и теперь лишь белые кости на местах сражений напоминают о тех, кто дерзнул противиться воле Вечного Синего неба — и серебряному волку.
Правда, коварный тигр Джамуха не успокоился. С остатками племени джардаранов и последними из вольных нойонов кочевал он на окраинах монгольских степей, изредка разоряя курени и убивая слуг Чингисхана. Пользовался Джамуха тем, что не до него было сыну Есугея — новая беда нависла над его народом.
Обеспокоенные мощью нового монгольского владыки, зашевелились за Великой стеной цзиньцы. Посланники Алтан-хана прибыли ко двору названного отца Чингисхана Тоорила кераитского. Золотом и лестью убедили старого хана стать карающим мечом золотой империи. Сын Есугея попробовал отговорить Тоорила, но тщетно. Началась новая война.
Где дружины «детей ворона» кераитов, наводившие ужас на врагов? Там же, где и остальные враги Чингисхана — в небесной степи. А здесь, на земле, черепа кераитских багатуров грызут лисы-корсаки да моют осенние дожди.
Племянницы Тоорила Ибаха-беки и Сорхахтани греют теперь ложа Чингисхана и сына его Толуя. Так захотело Вечное Синее небо.
Пришел черед Джамухи ответить за все то зло, что принес он монголам. Три кровавые битвы пожрали остатки его воинства. Из последней бывший анда Чингисхана вышел всего лишь с пятью нукерами. Они отправились в верховья Енисея, на гору Танлу, в дикие края, надеясь, что монголы потеряют их след. Но стремительный Джебе и упорный Джелме выследили беглецов.
