Он обнял жену, прижал к себе, чувствуя ее упругий живот, в котором толкался ребенок.
— Мы назовем нашего сына Джучи — Нежданный. Я сделаю так, как ты говоришь. Хурра!
— Мистер Новикофф, смотреть направо… — Майор Бейкоп толкает меня под локоть. — Ваша видеть? Блэк стоуне…
— Я вижу. Действительно черные камни. Они высятся на головокружительной высоте, над скалами.
— Это есть не просто так! — взволнованно объясняет мне англичанин. — Май бинокуляр хорошо видеть! Это есть выход!
То, что рассказывает майор, и в самом деле очень важно и интересно. Похоже, у нас появляется если не шанс, то хотя бы намек на возможность выбраться из хроноспазма.
— Птицы, — майор резко проводит рукой слева направо, — лететь. Отсюда. Вы понимать?
— А что, просто так птицы не улетают?
— Невозможно. Прилететь да, улететь нет. Но там — можно!
— Значит, все дело в этих черных камнях, — не отрывая бинокля от глаз, бормочу я. — И если добраться до них…
Бинокль у Бейкопа очень хороший, немецкий, фирмы «Карл Цейсс». Он так приближает, что создается иллюзия — до загадочных камней рукой подать. Но опустив бинокль, я вижу — тут минимум три километра сплошных скал, отвесных склонов, осыпей, утесов, нависших над бездной. Не то что добраться — даже дострелить до обелисков невозможно.
— Линза! Между камни появляться линза. Туда улетать птицы, как в окно! — майор опять жестикулирует, разводя руки в стороны и рисуя окружность.
— Линза?
— Сиять! Линза излучать свет. Очень яркий.
— Да, я понял, — киваю майору, хотя на самом деле мне ни черта не понятно.
Ответов нет. Есть только предположения, гипотезы. Мы с Бейкопом обсуждаем их каждый вечер под джин, бекон и галеты. Я живу у майора несколько дней. После того, как Нефедов убил меня на арене Колизея, я решил больше не иметь с профессором ничего общего. Очнувшись на рассвете, я поднялся на ноги и пошел прочь от Колизея. К вечеру ноги сами принесли меня к скалам, где обитал майор. Он встретил меня радушно и сказал, что сразу обратил внимание: я — настоящий джентльмен.
Бейкоп, страдающий от отсутствия собеседников, с удовольствием рассказывал мне о своей жизни, о людях, с которыми ему довелось общаться. Большинство английских фамилий мне ничего не говорили, но истории об Артуре Конан Дойле и Редьярде Киплинге я слушал с большим интересом.
В свою очередь, я по мере сил более подробно знакомил майора с теми событиями, что произошли в мире за годы его вынужденного заточения. Постепенно наши разговоры от воспоминаний перешли к обсуждению планов на будущее. В хроноспазме слово «будущее», конечно, звучало смешно, но я не обращал на это внимания. Я твердо решил вырваться из этого адского рая или райского ада, кому уж как больше нравится.
Бейкоп поначалу отнесся к моей затее скептически.
— Мистер Новикофф поверить мне — много лет я искать выход. Невозможно.
— Очень даже возможно, — убеждаю я его. — У нас говорят — одна голова хорошо, а две лучше. Не надо отчаиваться, мистер Бейкоп. Прорвемся.
И мы прорываемся, целыми днями обследуя долину. Однако о черных камнях Бейкоп рассказывает мне только сегодня.
— Я думать — это галлюцинация. Ведь так не бывать…
— А хроноспазм — «бывать»? — я со стаканчиком джина в руке расхаживаю перед майором. — Вы же понимаете, как важны ваши наблюдения. Получается — нам всего лишь надо добраться до этих камней! И тогда можно будет выбраться отсюда!
— «Всего лишь», — теперь уже Бейкоп передразнивает меня. — Я много думать. Подняться по скала — невозможно. Построить аэростат — невозможно…
— Почему?! Сделаем оболочку из шкур оленей и антилоп, наполним ее горячим воздухом…
— Невозможно! Не успеть. Один день — и все возвращаться…
— Ах да… — я развожу руками. — Хроноспазм!
— Как подниматься по скала? Строить катапульта? Садиться на динамит?
— Динамит, кстати, очень бы пригодился, — говорю ему, думая уже о другом.
— Есть динамит. У меня, — важно произносит Бейкоп, и прежде чем я осознаю его слова, откидывает брезент со своего импровизированного стула.
Зеленые ящики. На крышках белой краской выведено под трафарет: «Dynamite sticks
[17]
».
Плот мы с майором делаем в два топора. Наверное, никто в истории человечества не рубил деревья так быстро. Даже под страхом смертной казни. Собственно это даже не плот — три кривых толстых ствола, кое-как связанных ивовыми прутьями. Они способны держать одного человека или три ящика динамита. Мы вроде бы укладываемся в график. Очень важно сделать все ранним утром — чтобы максимально задействовать отпущенное нам хроноспазмом время. Грузим ящики на плот. Майор присоединяет к одной из шашек огнепроводный шнур, изобретенный его соотечественником Уильямом Бикфордом, запихивает шашку в нижний ящик. Я достаю махандское огниво, чиркаю кресалом. Шнур шипит, как тысяча рассерженных кошек. Мы отталкиваем плот от берега и начинаем считать вслух. На ста сорока одном шнур должен догореть. По нашим прикидкам, в этот момент динамит окажется метрах в пяти от устья реки, под скалой.
План наш прост и даже отчасти наивен. Взорванная скала перекроет подгорное русло реки. Вода начнет подниматься. В долине образуется озеро. К вечеру уровень воды должен достичь неприступных утесов. Если мы на втором плоту сумеем достичь этого места, то к четырем утра доберемся до камней.
Что будет потом — неизвестно никому. Бейкоп, впрочем, говорит, что бог-то наверняка знает, но нам от этого не легче.
— Восемьдесят три, восемьдесят четыре… — бормочу я.
Майор дублирует меня по-английски. Шипения шнура уже не слышно — вода уносит плот к скалам.
— Сто шесть, сто семь, сто восемь…
Топот копыт за нашими спинами. Черт, как не вовремя кого-то принесла нелегкая!
— Сто пятнадцать, сто шестнадцать…
— Доброе утро, господа!
Я узнаю голос штабс-капитана Слащева.
— А чего-то вы тут делаете?
Ага, это уже Нефедов.
— Какое чудесное утро! — похоже, Слащев уже успел принять стакан спирта.
— А что там плывет? — глазастый Нефедов замечает наш приближающийся к скальной щели плот.
— Сто тридцать один, сто тридцать два, — шепчу я.
— Господин профессор, — с обидой в голосе обращается к Нефедову штабс-капитан. — Мне кажется, или с нами не желают разговаривать?
— Джентльмены, сорри! — отвлекается от счета Бейкоп. — мы есть быть заняты.
— Чем это, интересно? — я слышу, как Слащев спрыгивает с лошади.
Плот скрывается под скалой.
