Девка, улыбаясь, махнула мне рукой и я, неожиданно понял, что совершил что-то не то, но признаваться в этом себе уже совсем не хотелось.
Ну и хрен с ними, оттянусь, получу удовольствие. Теперь я должен непременно дойти до конца этой схватки. Иначе, что я за мужик такой, если испугаюсь трёх мужиков.
Зашли в тёмную подворотню. Крепкий мужик толкнул меня к стене. Хмуро посмотрел взглядом уничтожителя и проговорил:
— Так что ты там говорил, что у моей жены не может быть мужа? Она, что показалась тебе шалавой? Это ты зря старик. Моя жена — не шалава. Она даёт только мне. Слышишь?
— Вы не поняли мужики, — с улыбкой сказал я.
— Объясни, — развёл руками этот урод.
И я объяснил.
— Мужики, вот поверите, я просто не подумал, что у такой страшной суки может быть муж…
И тут началось…
Они напали на меня с трёх сторон и колотили так, что казалось, будто отбойные молотки ударяют раз за разом.
Я чувствовал, как боль разливается внутри и заполняет каждый сантиметр моего тела.
Они были в живот, в голову, в спину, а когда я упал, долго били ногами и каждый удар титановых носков, будто молот. Как мог, я закрывал голову, но и туда попадали чувствительные удары. Я уже терял сознание, когда услышал:
— Хватит, уходим.
Гул и свист, и голоса, и свет.
Дальше провал.
Возможно — это конец.
Совершенно точно знаю, что не хочу её отпускать. Она нужна мне сейчас больше чем кто-либо или что.
Открылось новое знание — оказывается мне стало легче. Столько дней сжимал в себе воспоминания, столько чертовых ночей винил себя и плакал.
А сейчас чувствую — всё, не могу больше. Стараюсь и не могу.
И вину не чувствую. Выгорело. Не забыл, нет, но выгорело.
Плохо? Хрен его разберёт, как плохо, а как хорошо.
Только сжимая в объятьях Лизу я совсем не чувствую угрызения совести, не чувствую что кого-то предаю. Меня предавали, а я не предаю.
Может так и происходит? Сначала в больном сознании все точки сходятся и сосредоточены на одном. Остальное отторгается. А потом, когда ты даже не замечаешь — отпускает, а ты по инерции ещё думаешь, что держит.
И наконец, неожиданно настаёт момент прозрения, оказывается всё давно прошло. Конечно. Болеть перестало. На протяжении жизни будет покалывать где-то в сердце, но уже не так больно как вначале.
***
Плед упал на пол, я выдохнул и член мой сразу отреагировал на близость женского тела. Волосы, лицо, глаза, плечи, грудь, щупаю, глажу, ощущаю, хочу.
Лиза прижимается сильнее, отзывается на ласки… значит простила.
Она поняла меня.
Склонился в желании подхватить и снова попробовать испытать то, что испытывал ночью. Повторить, но уже по-другому. По-новому. Откинув воспоминания и вину — навсегда.
Обхватил, прижал… за окном послышались шаги…
Я оттолкнула Лизу и быстро взял пистолет. Держу его рядом на всякий случай и вот пригодилось.
Я наставил пушку на дверь и жестом показал уйти в комнату. Лиза испуганно попятилась и исчезла в проёме, закрыв за собой дверь.
— Это я! — послышалось из-за входной двери.
И я расслабился. Голос Николая, как голос отца — успокаивает.
Я опустил пушку.
— Чуть в штаны не наложил, — усмехнулся я.
Он вошел, улыбнулся.
— Ну, что вы тут? — поставил на стул пакет, осмотрелся, заметил, как Лиза суетливо одевается в комнате. Качнул головой и усмехнулся.
— Да нормально, — отвечаю, и лицом показываю, чтобы не судил строго.
Он взглядом показал — это, мол, жизнь, что поделаешь.
Пообщались взглядами. Поняли друг друга.
— Ну что там? — говорю уже вслух.
— Короче Андрюха, новости неутешительные. Нужно уходить. Не сегодня, завтра, придут сюда. Машину вашу по всем телекам показывают. Направление знают, по камерам отследили. Так что давай, собирайся. Но сначала конечно позавтракайте.
Слова его обеспокоили. Хотя, этого следовало ожидать.
— А за вами…
— Не. Я, знаешь, какой хитрый. Поехал сначала до Бондаренко, а оттуда вернулся и здесь вышел. Так что хвост за мной просто не возможен. Я ведь ещё тот Штирлиц.
Лиза вышла. В глазах что-то светится, радость какая-то.
— Ну, привет, — Николай Николаевич подмигнул ей, — давай, садись, ешь. И давайте Андрюха не размусоливайте. Боюсь я что-то. Предчувствие нехорошее.
Лиза села за стол, поправила волосы. А я заметил, что рассматриваю её. По крупице по мелочам рассматриваю. И вижу по-новому, иначе, чем вчера.
Мы сели за стол. Я наложил в тарелки яичницу, порезал батон, налил сок в чашки.
Лиза смущённо улыбается.
Краем губы я тоже улыбнулся. Почувствовал, хоть что-то хорошее происходит во всем этом дерьме. И даже на мгновения засомневался, не бросить ли всё к чертовой бабушке и не зажить ли снова как человек обыкновенный. Ну её эту месть…
— Вы ешьте пока, а я пойду, посмотрю грядки, раз приехал, чтобы хоть не зря.
Николай подошел в двери, открыл её, вышел за порог и… в тот же момент прогремел выстрел.
***
Он покачнулся, но держится за косяк, оперся и громко охнул. Повернулся, на лице искажённая болью гримаса.
Андрей бросился к нему, но Николай протянул руку останавливая.
— Не трогай, уходи огородами, через окно в спальне. Там они не найдут. Там тропинка. Уходи быстрее, — требовательно глянул он на Андрея и тот кинулся в комнату, прихватив с собой пистолет.
Я за ним, но у окна он меня остановил.
— Лиза, не надо, останься. Это полиция.
— Я с тобой, — схватилась за его футболку.
— Нет, ты останешься. Тебя они не тронут. Они думали, что это я… стреляли в меня…
— Но я не хочу…
— Я сказал — останься! Скажешь — ты заложница, — он толкнул меня к стене, открыл окно и перекинул ногу, обернулся, — ещё увидимся. Я не пропаду, не волнуйся.
Я испуганно прижала ладони к лицу и в ужасе понимала, что теряю его, возможно навсегда.
— Дяде Коле помоги…
И Андрей исчез. Я услышала, как он спрыгнул и зашуршала под окном листва.
Не раздумывая, я бросилась в кухню, схватилась за Николая Николаевича, он всё еще стоял, держась за косяк, и только я подошла начал падать, оседать прямо на меня. Я подставила руки и когда он упал, присела от тяжести его тела.
— Боже…
