От дальнейшего неприятного разговора полковника спас голофон, поставленный на вибрацию. Нутрецов аккуратно вытащил его из кармана и скосил взгляд на экран.
– Это Андреева, – прошептал он.
– Ответь!
– Алло, слушаю… – Нутрецов прикрыл аппарат рукой и опять прошептал: – Она с вами хочет поговорить.
Гаков сосредоточился и взял протянутый полковником голофон:
– Привет, Алиса, это я.
Выслушав её, он коротко ответил:
– Хорошо, я тебя понял. Завтра перезвонить сможешь? Давай, буду ждать. Звони на мой старый номер. Я не буду его отключать.
Вернув гаджет, Гаков заложил руки за спину и подошёл к окну. Нутрецов оживился:
– Она звонила по своему телефону. Наверняка мои засекли её, – его голофон снова завибрировал, и Володя ответил. Затем снова зажал трубку рукой и доложил: – Есть! Мы её засекли. Высылать спецназ?
Гаков был спокоен и продолжал над чем-то размышлять. Он машинально переспросил:
– Откуда она звонила?
– С железнодорожного вокзала.
– Не надо, не посылай. Её телефон уже в урне.
– Проследим по камерам.
– Ну, это можно. М-да… Хочешь знать, зачем она звонила? – Нутрецов пожал плечами, что означало: это вам решать, хочу я или нет. Но Гаков и вовсе не задавался таким вопросом. Не обращая внимания на собеседника, он продолжал: – Она сделала предложение, от которого мне трудно отказаться. Вот только надо просчитать, не ход ли это в дамки?
– А что она предложила? – осторожно поинтересовался Нутрецов.
Лёгкая, слегка циничная улыбка легла на губы Гакова:
– Она готова сдать нам местонахождение Шелихова.
– Просто «сдать»?
– Взамен просит отпустить Калачова.
– О-у!
– Да не «о-у», а «оу-оу»! Она хочет его убить.
– Убить? – Володя ощерился гаденькой улыбкой. – Попросила бы нас.
– В том-то и дело, что она сама хочет его кокнуть.
– Зачем?
– А вот это тебе знать не обязательно. Свободен.
Он снова заложил руки за спину и подошёл к окну. Помолчав, пробормотал себе под нос: «Заманчиво».
Глава семьдесят пятая
25 апреля
Сочи. Следственный изолятор
Гаков приказал вас убить
Завтрак принесли чуть ли не в обед. Еда на этот раз была не такой уж и отвратительной. Отвратительная, не отвратительная – в любом случае кушать надо. Раз я жив – значит, хочу стать свободным. А для этого необходимо держать себя в форме. Поэтому надобно есть. Хм, такое ощущение, что кашу готовили с настоящим сливочным спредом, а не с синтетическим маслом. Хотя кто его знает, возможно, через год тюремного заключения белковый наполнитель из дождевых червей покажется стейком из мраморной говядины. Генерал был неприхотлив в еде, тем не менее первые три дня с трудом привыкал к тюремной кухне. Ого! Вместо слабоокрашенного напитка из ботвы моркови, гордо называемого чаем, сегодня принесли искусственную фанту. Она даже газированная!
Не прошло и пяти минут после приёма пищи, как камерная дверь загремела замками. На пороге показался Нутрецов. В руках он держал объёмный рюкзак. Володя был серьёзен, как никогда.
Осторожно, словно заговорщик, он спросил:
– Геннадий Васильевич, можно с вами поговорить?
Вопрос прозвучал довольно глупо. Не Калачов здесь ставил условия. Приняв движение головой за согласие, Нутрецов присел на пустые нары соседа и быстро выпалил:
– Геннадий Васильевич, Гаков приказал убить вас. Вот, смотрите! – он достал из кармана маленький приборчик, слегка напоминающий пистолет для инъекций. – В пневмопистолете микрокапсула с рицином. Но я не хочу вас убивать, – он убрал пистолет с ядом во внутренний карман.
Полковник встал и подошёл к стене, в которой зияло маленькое зарешеченное окошечко. Развернулся и продолжил свой рассказ:
– Сознаюсь, вы мне не симпатичны. Вы всегда не ценили меня, придирались и прилюдно унижали. Но я долго думал, перед тем как сюда прийти. Не нравится мне всё, что сейчас происходит. Очень не нравится. И Гаков не нравится. Мне кажется, что он безразличный и бессердечный человек. Возможно даже, предатель. Он творит непотребное. Для него люди – пешки. Проскурин был не таким. Вы знаете, что его нашли мёртвым прямо на улице? Нет? Уже отписались, что он стал жертвой ночных грабителей. А мне кажется – это рицин. Гаков его приговорил, как и вас. А Джужома повесился в тюрьме. Вы не знали? Ладно, давайте на чистоту. Я человек простой. Но я готов рискнуть. Все вас предали, Геннадий Васильевич. Все, абсолютно все. Но не я. Кстати, Алиса Андреева звонила шефу… Гакову. У неё на вас зуб. Не знаю, в чём конкретно дело. Но она предложила обменять вас на этого учёного. На Ярослава Шелихова. А взамен хочет самостоятельно лишить вас жизни. Это истинная правда. Я сам присутствовал при разговоре. Вы знали, что они знакомы?
Калачов об этом прекрасно знал. Это Глеб рекомендовал ему Алису. Кроме отличной аттестации, он назвал её дочкой умершего товарища. Нутрецов продолжил:
– Знали. Но вы, наверняка, не знали, что «Андреева» – это фамилия её отчима. А фамилия настоящего отца Алисы…
Генерал оборвал оратора:
– Хватит болтать, Володя. Переходи к основному вопросу. Зачем ты сюда явился?
– Хорошо, – Нутрецов взял в руки рюкзак, с которым пришёл, и вытащил из него генеральский мундир: – Переодевайтесь.
Калачов не стал расспрашивать, что да как. Он спокойно взял униформу и стал переодеваться. У Володи рот не закрывался ни на секунду:
– Я решил уйти от этого упыря. Ничем хорошим его безудержное стремление к власти не закончится. Мне кажется, что и новый президент не тот, за кого себя выдаёт. Он уже натворил кровавых дел столько, словно не учёный, а мясник. Я не хочу быть подручным в их делишках. Подручные вечно погибают первыми. И правители всегда сваливают на них все свои грехи и провалы. Верно ведь? Это незаконно – то, что мне поручил Гаков. Убить человека исподтишка. Если виноват – отдайте под суд. А убивать – это преступление. Я не желаю быть замазанным в этом деле. Вы ведь потом, если всё снова перевернётся, замолвите за меня словечко? – не дождавшись ответа, он продолжил монолог: – Оделись? Хорошо. Я подделал приказ о вашем освобождении. Сейчас идём спокойно на выход. Вы, главное, не волнуйтесь, когда будем проходить контрольные пункты.
Калачов сложил джинсы, кроссовки и кофту в рюкзак, закинул его за плечи, и они двинулись к выходу.
Из СИЗО вышли без всяких проблем. Нутрецов предъявлял в зонах контроля приказ об освобождении генерала, и они шли дальше.
Тюрьма Калачова располагалась на окраине Мацесты, подальше от постороннего взгляда. Автомобиль Нутрецова стоял рядом с воротами. Полковник сел за руль, а генерал расположился на заднем сидении.