У ее Игоря голова кружилась от нахлынувших возможностей, и простушка–жена не вписывалась в салон дорого авто. А сын… Что сын? Пока он маленький, ему объяснять бесполезно. Вот подрастет, и папка его научит, как делать деньги.
– Он, конечно, гад, но Наташа все еще любит его. Это видно… Так что «Любарум» на сегодня откладывается.
– Не теряешь надежды? Ну и правильно. Я завтра как сдам свои кружки, пойду Самоделкина за грудки таскать.
– Илюшку?
– Не дядю Колю же. Выбью из него все подробности о городских «родственниках». Как получу инфу, сразу же тебе отзвонюсь. Я помню свою главную задачу – выдать тебя замуж, чтобы открыть глаза Никите, какая ты сволочь. Буду его утешать, утешать, утешать…
– Смотри, дело может постелью закончиться. Без продолжения…
– А это подзадача. Хочу кое с чем распрощаться. И пусть это сделает любимый мужчина.
– Галка! Так ты еще ни разу ни с кем?! Рассказывала вроде о…
– Врала. Нагло врала.
– Но почему? Неужели я тому виной? – у меня кровь отхлынула от лица. И руки похолодели.
– Вот и я о творящейся несправедливости. Мало того, что Кит в тебя влюбился, так еще короля–халифа–Чингачгука у меня увела.
– Как это?!
– Подумай хорошенько. Я девственница, брюнетка и все такое. Все, как он мечтает… Мечтал, пока ты его измором не взяла. Я же говорю, моя самая близкая подруга – сволочь. Короче. Завтра еще раз выпьешь «Любарум» и, если опять облом, отдаешь бутылку мне. Я счастья попытаю.
– Ох, боюсь, сидеть нам у разбитого корыта обеим…
– Не обеим. А только тебе. Тут у меня еще один вариант вырисовывается. Ко мне сегодня в гости Богдан заглядывал. Это который новый сосед. Знакомился, так сказать, с местной знаменитостью.
– И что? Он говорил что–нибудь обо мне?
Ну, правда, любопытно. Он же назвал меня по имени?
Я, конечно, не перестаю любить Замкова, но и о Богдане думать приятно.
Понимаю Кирюсика в его стремлении флиртовать с каждой хорошенькой женщиной.
Такое легкое возбуждение.
И до постели вряд ли дойдет, и живой себя чувствуешь, интересной.
– В который раз убеждаюсь, что ты скотина неблагодарная. Я о том, что он пришел познакомиться с местной знаменитостью, а ты и тут свой нос сунула. Не говорил Богдан о тебе. Даже не вспоминал. Спросил, где я собираюсь встречать Новый год.
– И что ты ответила? – мы еще не сговаривались, и услышать, что Галка определилась без меня, было как–то обидно.
– Сказала, что останусь здесь, в поселке. Сначала нажрусь у твоих родителей, а потом поплетусь к себе и завалюсь в полном одиночестве смотреть телевизор. Слышала? В полном одиночестве.
– Как это так? – мы всегда, еще со времен школы, встречали Новый год вместе. – А я?
– А ты к тому времени будешь согревать постель Замкову.
– Уверена?
– Да.
– Смотри мне…
Утром повела Димку домой. Долго стучала в дверь его квартиры руками–ногами–с помощью изощренных пыток звонком. Не открыли.
Постояла, посмотрела в глаза ребенка, где уже собирались слезы, и вспомнила об одном действенном способе. Он в последнее время всегда срабатывал. Мистика или простое совпадение, но стоило попинать дверь бывших соседок–старушек, как Наташа появлялась на своем пороге.
Сработало и в этот раз.
– Корова, ты откуда? – спросила я, подталкивая Димку в спину. Наташа смущенно поправила сбитые в колтун волосы, собрала на груди, где алели самые настоящие засосы, халат и томно, с придыханием (аж завидки взяли) произнесла:
– От верблюда…
– Верблюд в стойле или уже ушел в пески верблюжью колючку искать?
Игореша вырос за спиной Натальи. Подхватил на руки пацана, обнял смущающуюся жену и мягко так произнес:
– Мы колючки больше не жрем. Мы на сдобу перешли, – стоило ему это произнести, как в подъезде явственно запахло ванилью. Я потянула носом. Нет, показалось. – И никуда больше отсюда не уйдем.
– В однокомнатной останетесь? – изумилась я силе любви мужчины. И на всякий случай поинтересовалась. – А Димку по вечерам мне сплавлять будете?
– Нет. Я дом новый куплю. Сегодня же пойдем выбирать.
– Адрес не забудьте оставить. А то знаю я вас, соседей. Все норовите по–английски съехать.
В аптеке, кроме Кирюсика, никого не было.
– Киса моя! – он распростер объятия. Самое то. И пусть нас опять застукает Светлана.
– Босс, вы же знаете, что мне мужчины не нравятся? А еще не нравится, когда меня ни за что, ни про что увольняют. Хватит испытаний. Лучше расскажите, что там с вашей аллергией.
– Я еще не знаю, какой из компонентов «Любарума» вызвал такую реакцию. В период обострения тесты не делают. Нужно подождать.
– Вы думаете, вас так растарабанило с пяти капель снотворного?
– Какие пять? Я пару ложек хлобыстнул. Кстати, ты куда дела ту бутылку, что стояла в холодильнике?
– Выбросила в пропасть… – я опустила глаза. Врать нехорошо.
– Правильно сделала, – Кирюсик не обратил внимания на сказанное мною, видимо, его мысли были заняты иным. – Я спросил у Светланы, она понятия не имеет ни о какой новинке седативных средств. Неизвестно, кто нам этот «Любарум» подложил.
– И вы мне верите? – воистину, я ступила на белую полосу зебры.
– Да, верю. Здесь есть камера, – Кирюсик указал подбородком на угол, где висела реклама подгузников. Я видела, что логотип компании блестящий, но чтобы за ним скрывался глазок, и подумать не могла. – Пришлось все утро потратить, чтобы найти тот момент, когда Светлана принесла коробку. Выяснилось, что к ней, кроме тебя, никто не прикасался.
– Светлана Сергеевна знает о камере? – я вспомнила о том, что пару раз ковырялась в носу. Черт.
– Никто не знает. И ты никому не расскажешь. В каждой аптеке есть. Я не люблю, когда у меня воруют деньги. Или мошенничают.
Вот это да! Я воочию убедилась, что баба Зоя не натрындела. Кирюсик – истинный бизнесмен. Глаза серьезные, голос строгий. Мороз по коже. Образ капризного, не любящего работать супруга хозяйки аптеки – лишь прикрытие. Они со Светланой Сергеевной стоят друг друга.
– А если тот сумасшедший опять заявится, – мне не стоило спрашивать, о каком сумасшедшем говорит босс, – скажи, что «Любарум» сняли с производства. По причине высокой вероятности аллергических реакций.
– Хорошо, Кирилл Петрович.
Блин, таким он мне нравится больше.
В обед появилась баба Зоя.
– Некогда мне с тобой лясы точить. Мы идем со снохой за подарками для детей. Светлана Сергеевна не поскупилась. За генеральную уборку вдвое больше прежнего заплатила. Дай ей бог здоровья.
