– В смысле – дурацкие? – я внутренне сжался, почувствовав, о чем он хочет спросить.
– Ну, не то что бы дурацкие, и не совсем сны… Понимаешь, у меня теперь что-то изменилось в жизни. Все время все на нервах, все валиться, все наперекосяк, как будь-то под руку меня кто-то толкает. И как какая-нибудь гадость произойдет – мне мерещится… – Борис наклонился над столом, приблизил ко мне лицо и закончил: – … Мне мерещится… амулет!
Я внимательно посмотрел в глаза искателя, тревожные и грустные, отхлебнул пива и вместо ответа спросил:
– Люди могут сойти с ума вместе?
Борис пожал плечами:
– Наверное… А почему ты спрашиваешь?
– Потому и спрашиваю, что я тоже…
– Что – тоже?!
– Тоже вижу этот хренов амулет! Ты правильно сказал – как дело дрянь – он тут как тут, смотрит, словно смеется…
Борис достал из кармана носовой платок, вытер вспотевший лоб и признался, не глядя мне в глаза:
– Я уж и у психолога был. Толковый мужик, неверующий, крупный спец по маниям, так он меня выслушал и сказал: «Патологии нет, но как врач советую сходить в церковь – иногда в качестве самовнушения помогает…!» Понял? Может сходим?
Я усмехнулся:
– Борь, мне церковь не поможет. Ну не верю я, что доска с нарисованной на ней рожей решит проблемы, которые не может решить человеческий разум!
Борис насупился:
– Тьфу ты! Я ведь тоже в Бога не верю! Но так замордовал меня этот глаз – хоть в петлю лезь… Кстати, что интересно, Паганелю он не грезиться!
– Ну правильно, он же его так и не видел!
Борис посмотрел в окно:
– Как вспомню, что тут творилось тогда, той ночью, когда убили Алексея Алексеевича…
Я попытался перевести разговор на другую тему:
– Слушай, вот вы собрались эту… Шамбалу раскапывать. А если Слепцов узнает?
– Ну, во-первых, еще не известно, Шамбала там или нет. А во-вторых, кто тебе сказал, что мы что-то будем там копать и тем более продавать? Просто поедем отдохнуть, в горы, типа – туристы…
– Но ты же знаешь – тайное всегда становиться явным…
Борис замахал рукой:
– Да брось ты! Вот, к примеру – мы в 95-ом библиотекой Ивана Грозного занимались…
– Да ну?! – удивился я: – И как, нашли?
Борис усмехнулся:
– По-моему, ее вообще не существует… Ну, не суть. Факт – мы ее искали, копались в архивах, и Валерка Доценко отрыл где-то план подземелий Кремля, где были обозначены тоннели, выходящие в Москва-реку из-под Боровицкого холма, на котором Кремль стоит. Ну, ты сам понимаешь – нырять возле сосредоточия государственной власти с аквалангом – нас бы захомутали в момент. Так Профессор съездил в Южный порт, договорился с работягами, и за два ящика водки они пригнали земснаряд – такую здоровенную баржу с землечерпалкой. Мы неделю с нее ныряли, даже в жестких скафандрах погружались, знаешь, с медными шлемами, во такими! И хоть бы кто слово сказал!
– Что, серьезно? И ни КГБ, ни кремлевская охрана ничего не заподозрили?
– Да я тебе больше скажу: мы нашли те затопленные ходы и по ним доходили до подземелий под Арсенальной башней! И ни кто не заподозрил! Бардак же! Эти пижоны, власть, мать ее, тока щеки надувать умеют, что тогда, что сейчас. А ты говоришь – становиться явным!
Я покачал головой – да-а! Вот уж не подумал бы, что аккуратные интеллектуалы из «Поиска» способны на такие авантюры! Воистину – в тихом омуте…
Мы еще потрепались с Борисом, обсудили политику – «…опять Чубайс лажанулся», спорт– «…у нас опустили хоккей до уровня футбола», музыку – «…лицо нашей России в мире теперь – группа „Тату“, прикинь» – благодаря телевизору я теперь был в курсе современной жизни. Борис рассказал про Профессора – старик оправился от травмы, но с головой у него все еще было плохо – память так и не вернулась, и врачи сказали, что наукой он больше никогда заниматься не сможет…
Пиво имеет одну коварную особенность – в какой-то момент количество переходит в качество. А поскольку количество у нас с Борисом было более чем, часам к восьми вечера и случился этот самый переход.
Короче говоря, нас потянуло на подвиги. Борис, вытаращив глаза, авторитетно заявил:
– Се… Ик!..рега! Н-надо совместить приятное с полезным!
– Чего? – не понял я.
– Е-е-едем в Александровский сад! Т-там, где Неглинку наружу выпустили, лазерное шоу сегодня, говор-рят – кр-расота! И поглядим, и пров-ветримся!
И мы поехали…
Естественно, дорогой еще что-то пили, ели где-то у метро жирные польские сосиски, но случилось все из-за проблемы, которая всегда возникает после восьми литров выпитого пива, и которую Борис сформулировал иносказательно: «Водичка дырочку найдет!» Она-то и завела нас на какие-то задворки в глубине Страстного бульвара.
Только мы пристроились к стеночке в грязной темной подворотне, как со стороны бульвара появился патрульный «Уазик», сразу поймавший наши силуэты а-ля статуя «Писающий мальчик» в луч фары-искателя. Хрюкнул мегафон-матюгальник, и железный голос разнесся окрест: «Граждане, за нарушение общественного порядка… К машине… Не сопротивляться…».
– Атас! – закричал Борис и сиганул в темноту двора. Я побежал за ним, на ходу пытаясь застегнуть ширинку. Бело-синий «Уазик» с гербом Москвы на дверце влетел вслед за нами в подворотню, проскочил ее и взвизгнул тормозами перед кучей строительного хлама посреди двора.
Борис, бегущий впереди меня, нырнул в оконный проём каких-то руин без крыши, стоявших в самой глубине, я повторил его маневр и оказался внутри старого, почти полностью разрушенного здания.
– Все, Серега! Сидим тихо – тут они нас не найдут!
Я кивнул, сообразил, что в темноте не видно, и шепотом сказал:
– Может попробуем выйти с другой стороны, дворами?
– Давай погодим маленько…
– Чего «годить», сматываться надо!
– Да-а! А как же это… – Борис сделал в темноте какой-то жест и вжикнул «молнией» на брюках: – Ты что, от страха уже?
Зажурчала струйка.
– Дурак! – я встал у останков стены, и последовал примеру искателя.
Выбирались мы долго. «Уазик» упрямо торчал посреди двора, освещая фарами окрестности, менты стояли рядом с машиной, курили и тихо переговаривались.
– Уверены, гады, что нам деваться некуда! Что за страна у нас, твою мать! Пиво продают, а сортиры не строят – чтобы менты без дела не сидели, что ли? – Борис ворчал себе по нос, перебираясь следом за мной на железную ржавую крышу сарая позади приютивших нас развалин.
Мы осторожно, стараясь не шуметь, буквально на четвереньках пробрались к краю крыши и спрыгнули на притулившийся к сараю деревянный стол, уже в соседнем дворе. Вокруг нас в кромешной тьме возвышались старинные, еще дореволюционной постройки, дома. Светились кое-где окна, и узкий переулочек выводил налево, по-моему, на Петровский бульвар.
