За полтора часа мы едва одолели тридцать километров, потом дождь начал сбавлять свою мощь, и вскоре превратился в обычный, осенний моросящий дождик.
Проехав приснопамятный Бавлинский перекресток, Пеклеванный свернул на какую-то боковую дорогу:
– Здесь можно срезать километров восемьдесят!
Через часа два мы благополучно проскочили Искалы, место нашего снежного плена, и через час приблизились к Самаре.
– Серега! Будем ночевать здесь! – сказал водитель: – Умотался чего-то с этим ливняком! Все, ни шагу вперед!
* * *
Мы остановились на охраняемой площадке для отдыха. Я чувствовал себя гораздо лучше – Гулины лекарства сделали свое дело, нос дышал, голова прояснилась, да и горло уже не драло, как на терке, хотя голос пока полностью не вернулся.
Вокруг нас стояли машины, в основном «фуры» дальнобойщиков, тянуло дымком от мангала, где носатый шашлычник бесстыдно жарил прямо на открытом пламени куски жирной свинины. Вокруг сновали люди, где-то, пробиваясь сквозь шум работавших двигателей, играла музыка.
Пеклеванный отправился купить «…чего-нибудь пожевать», а я, развалившись на сидении, равнодушно разглядывал людей, проходящих между машинами.
Неожиданно в дверцу постучали. Я приблизился к стеклу, посмотрел вниз. У машины стояла ярко накрашенная, большеглазая девушка, лет восемнадцати-двадцати, одетая в куртку-«аляску». Осветленные волосы рассыпались по плечам, а рука с длинными ярко-красными ногтями требовательно стучала в дверцу:
– Э! Аллё!
Я опустил стекло и высунулся наружу:
– Что вам?
– До Пензы подбросите? В долгу не останусь!
Я замялся:
– Не знаю… Водитель придет, с ним поговорите!
– А-а-а… – разочаровано протянула девушка, отошла в сторону, закурила, посматривая на меня из-под длинных ресниц, в которых застряли комочки туши.
Пока она курила, вернулся Пеклеванный, держа в обеих руках картонные тарелочки с сосисками, политыми кетчупом. Я открыл ему дверцу, принял еду, и, откусывая сосиску, кивнул на окно:
– Тут подруга какая-то до Пензы просится!
– Да? – заинтересовался Саня, перегнулся через меня и поглядел в окно: – Вот эта, что ли? «Плечевая»! Возьмем? Ты вообще как, хочешь?
– Чего хочешь? – не понял я.
– Ну, эта… Потрахаться? Она же «плечевая», ну, проститутка дорожная, катается тут, по трассе, а за провоз натурой платит и еще бабки получает за работу!
Я помотал головой:
– Нет, Саня, я пас!
Пеклеванный задумался, еще раз поглядел в окно:
– А ни че бабуська! Ладно, ты не хочешь – как хочешь, а я возьму! Со мной в спальнике переспит! Ты как, не стеснительный?
Я покачал головой – делай как знаешь. Пеклеванный обрадовано засуетился, отложил тарелочку с недоеденной сосиской, выбрался из кабины и рысцой оббежал машину, устремившись к девушке. Они недолго переговорили, и улыбающийся водитель под ручку повел «плечевую» к машине.
– Знакомьтесь! Сергей! Анжелика! – представил нас Пеклеванный, когда девушка залезла в кабину и устроилась посредине, между нами.
Я сухо кивнул, она протянуло руку, слегка оцарапала меня своими ногтями, томно взмахнув ресницами:
– Анжела!
– Ну че, народ! – продолжил улыбающийся Пеклеванный: – Надо обмыть знакомство! Где тут у меня? Ага! Вот она, родимая! Оп-па!
Он извлек откуда-то из-под сидения бутылку «Столичной», раздал нам разнокалиберные стаканы, ловко разлил водку:
– Ну, за милых дам!
Анжела кокетливо отставила мизинчик, и мне стало смешно – аристократка, твою мать!
Мы выпили, закусили сосисками, Пеклеванный налил еще по одной.
– Саня, тебе же завтра за руль! – напомнил я на всякий случай.
– Не боись, Серега! – подмигнул мне водитель: – Завтра все будет в ажуре!
Мы снова выпили, закурили, и Пеклеванный поинтересовался:
– Анекдот про «кальмарес» знаете?
Я промолчал – этому анекдоту было больше лет, чем мне, зато Анжела проявила к нему живейший интерес. Глядя на то, как заливисто она смеется, откидываясь всем телом, я вдруг подумал, что и она слышала его тысячу раз, вот в таких же кабинах, от таких же шоферюг, вроде Пеклеванного, но все равно смеется и будет смеяться в следующий раз – это как часть игры, ритуала, подготовки к совокуплению – водка, анекдоты, сальные шуточки, потом в ход пойдут руки, и мне, пожалуй, придется пойти прогуляться – не буду же я сидеть тут, как дундук, наблюдая за их траханием!
Анжела тем временем уже расстегнула свою «аляску», под которой оказалась синяя эластиковая «олимпийка» с надписью «адидас», оголила коленки в сетчатых чулках. Пеклеванный выбросил бычок в окно, как бы незаметно полез Анжеле за пазуху, и я понял, что пора сматываться.
Подмигнув Пеклеванному, я громко объявил, что иду за сигаретами, запахнул бушлат и спрыгнул с подножки кабины на мокрый асфальт, покрытый радужными бензиновыми пятнами. Анжела! Имя то какое-то профурсеточное!
Я обошел все ларьки и палатки, теснившиеся вокруг площадки для отдыха, лавируя между машинами, заглянул в местную забегаловку с претензиционным названием «ТрактирЪ», выпил стакан чаю без сахара, вышел на улицу, закурил, остро ощущая свою никчемность, и решил возвращаться – времени прошло достаточно, батальон можно было перетрахать!
В кабине «Камаза» горел свет. «Ага!», – подумал я: «Значит, закончили уже!».
На всякий случай я постучал в дверцу, не желая попадать в дурацкое положение. Мне открыли: раскрасневшаяся Анжела что-то поправляла в своем туалете, возвращая перекрутившуюся юбку на место, а на роже Пеклеванного можно было блины печь – так она лоснилась от удовольствия.
– О! Вот и Серега! Ну как там, снаружи?
– Дождик пошел! – угрюмо буркнул я, залезая в кабину.
– Да-а?! – деланно удивился Пеклеванный: – Пойду, посмотрю!
И прежде чем я успел остановить его, вылез из кабины и захлопнул дверь.
Анжела повернулась ко мне:
– Че, Серый, че ты тушуешься? Я девушка добрая, пользуйся, пока даю! Выпить хошь?
Я кивнул, чувствуя, что начинаю краснеть. Анжела разлила водку, сунула мне стаканчик:
– Давай, охрана! За знакомство! Как Саня сказал: За милых дам!
Мы чокнулись и выпили.
– А между прочим, Серый! Знаешь, какие бывают дамы? Не занешь? Бывают: дамы, не дамы, и дам, но не вам!
Она захохотала, довольная своей остротой, и я вдруг подумал: «А чего я стесняюсь, как Наташа Ростова на балу? Что я, не мужик? Как говорила моя Катерина: „Все мужики – кобели!“. Ну и я буду кобелем – как все!»
