Ответом был новый взрыв злобного хохота.
– Потому что хочешь жить! – уверенно сказал Тулум. – Хоть каким. Ну что, ты выбрал? Руки или ноги?
– Что бы ты ни задумал, желтоглазый див, ты сделаешь со мной все, что пожелаешь. Я не буду помогать тебе в этом.
– Если ты не выберешь, я отрежу тебе все, – ровным голосом отвечал Тулум. – Крылатому зверю ведь все равно, мужчина ты или нет и сколько у тебя конечностей. В последний раз спрашиваю, руки или ноги?
Верховный жрец повернулся и бросил куда-то в сторону:
– Займитесь им.
Зарни взвизгнул:
– Руки оставьте!
Тулум усмехнулся. Зарни услышал эту усмешку, и его аж перекосило от ненависти.
– Что с царицей-то? – глумливо выкрикнул он. – Ардван ее уже казнил? Наверно, страдал и мучился, глядя, как она умирает, а потом ночью плакал в одинокой постели? Может, еще песенки бездарные об этом складывал? Хотел бы я их послушать!
Тулум вздохнул:
– Затяните оковы потуже. Настойку красавки уберите, не понадобится…
По полу со всех сторон зашлепали шаги. Зарни завыл и забился в оковах. Больше он ничего не мог сделать…
– Вещий Зарни! – послышался с берега голос Варака. – Дозволь побеспокоить!
Воспоминания отхлынули, тускнея и отдаляясь. Слепец перевел дух и повернулся на звук.
– Что тебе?
– Пришла девочка… Ну та, Кирья. Звать на плот?
Глава 5. Незримые стрелы
В просторной палатке, обтянутой голой морщинистой шкурой неведомого зверя, было тепло и уютно. В вытяжное отверстие краем заглядывал дневной свет, и выскобленная шкура, казалось, тоже мягко светилась. Гусляр и его именитый гость сидели на пушистых мехах. В жаровне рдели угли. Варак принес подогретую душистую медовуху на травах и с поклоном поднес всем по очереди – Учаю, Зарни и Кирье. Та, скромно устроившись поближе к выходу, в беседу мужей не лезла, но так и пожирала гусляра взглядом.
– Вот, свалилась мне на голову, – рассказывал Учай, кивая на девочку. – Представь, с таким же мальцом шли сам-друг по лесам и болотам от самой Вержи. Хорошо хоть дривов по пути встретили. Те, узнав, чья она сестра, предложили сопроводить Кирью до Ладьвы в целости и сохранности. Странно, от награды отказались. Я предложил старшему, Варлыге, вступить в мое войско, сразу десятником, – не захотел. Видно, мало предложил… Или честь слишком велика…
Зарни слушал и кивал. Пальцы его, как всегда, блуждали по струнам лежавших на коленях гуслей, извлекая едва слышные мягкие созвучия.
– Вот теперь думаю, что с ней делать. Я к походу готовлюсь, к чему бы ее приставить? Женской работы много, да пристало ли сестре повелителя готовить и стирать с прочими бабами? Отослать домой? Мне все время шлют вести о каких-то чудищах за Вержей. Брат Ошкай пропал…
– Я слыхал, – произнес Зарни, – твоя сестра обучалась на Ивовом острове у добродей?
– Кто это тебе сказал?
– Слухами земля полнится… Позволь, однако, заметить, что ведунья-добродея, даже недоученная, куда полезнее, чем просто стряпуха или даже лекарка…
Сын Толмая кивнул:
– Вот и я так подумал. Ты, Зарни, ведь и сам не чужд колдовства.
– Милостью богов, кое-что могу.
– Еще как можешь! Помню, как ты навел чары на вождей ингри и открыл им мою божественность…
– То не я – то сам Шкай явился, – сказал Зарни. – Я лишь помог людям узреть его волю.
– О да… Твои вещие песни…
Взгляд Учая затуманился. «Богиню свою вспомнил», – подумал Зарни.
Несколько мгновений Учай сидел молча.
– Любимая, где же ты… – прошептал он. – Как давно я не видел тебя…
Затем тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и сказал гусляру:
– Словом, вот тебе Кирья. Хочешь учить – учи. Авось выйдет толк.
Лицо Зарни обратилось к девочке. Белые глаза уставились прямо на нее.
– Кирья… – проговорил он, словно пробуя слово на вкус. – Что значит это имя на языке ингри?
Девочка замешкалась с ответом – она во все глаза смотрела на слепого гусляра. Изборожденное морщинами худое спокойное лицо. Гордая осанка; пугающе-неподвижные белые глаза; седые с рыжиной пряди, свисающие вдоль лица… Ноги укрыты пятнистой рысьей шкурой, но даже под ней заметно, что их нет выше колен… Так это он и есть – великий чародей, о котором ей твердила Локша, которого так почтительно поминала сама Калма? Тот, кто посылал ей на помощь дух черного крылана? Тот, кого обе чародейки назвали ее настоящим отцом…
– Кирья – «солнечная», – спохватившись, ответила девочка. – Так назвал меня отец, Толмай. Видно, за рыжие волосы.
– Занятно, – пробормотал Зарни.
Пальцы на струнах заметно дрогнули, издав неожиданно резкий звук.
– Ты хочешь учиться у меня, Кирья?
«Да», – хотела ответить она сразу. Но, чуть подумав, спросила:
– А чему ты будешь меня учить?
Зарни улыбнулся и поднял руку, подзывая Варака. Когда тот подошел, гусляр прошептал ему что-то на ухо. Ученый раб быстро вышел.
Вскоре Варак вернулся и откинул полог входа, пропуская входящих. Трое юношей – вернее, подростков, возрастом немного постарше Кирьи, – вошли в палатку, почтительно поклонились Учаю и Зарни и встали перед входом. Двое были тощие, длинноносые мальчишки-дривы, третий – белокурый красавец Хельми. Каждый держал в руках маленькие незатейливые гусельки.
– Вот мои ученики, будущие певцы и сказители, – объяснил Зарни. – Они сами выдолбили гусли, сами натянули и сладили струны. Песни им, правда, слагать еще рано. Это великое искусство, дар богов. Его надо заслужить упорным трудом. Сейчас они разучивают те, которым учу их я…
– Твой слуга говорил, что ты хочешь учить Кирью играть на гуслях, да я не поверил, – с сомнением повторил Учай. – Ее, девчонку? Гусляры воинов в бой ведут, богам славу поют. А она что? Затренькает, запищит – курам на смех!
С места, где сидела Кирья, донеслось возмущенное фырканье.
– Если только, как твои мальчишки, станет соглядатаем – по кружалам бренчать да сплетни собирать. Но это не дело для дочери и сестры вождя.
– Выслушай меня, Учай. Эти трое отроков, – невозмутимо сказал Зарни, – лучшие из лучших. У них особый дар – петь так трогательно, что никто, даже самый черствый вояка, не останется равнодушным. Скоро они будут знать множество песен, которые я складываю нарочно для тебя и твоего будущего похода. Песни о любви к родному краю, разоренному войной… О скорби и праведной мести… О том, что арьи злее зверей и тварей из-за Кромки. О том, что кровь самозваных детей Солнца – лучшая жертва богам…
– Так-так, – кивнул Учай. – Задумано весьма неплохо! Но насколько я вижу, эти мальчишки – дривы. И поют они наверняка на своем языке. А такие полезные песни должна запеть вся Аратта!
