– Есть время жить, есть время умирать, – глухо выговорил одноглазый, выслушав командира дозорных. – Готовьтесь, дело будет жарким…
– Если ракетами подбить броневики, а пехоту пострелять из парометов, то с танками уж как-нибудь справимся, – решительно заявил Кислицын.
– Вот именно: «если», «как-нибудь», – скривился Лускус. – И отступить уже не успеем, догонят в степи и подавят гусеницами.
– Надо минировать долину. – Клим вытянул руку. – Возле тех кустов, у края леса… бывшего леса, на пепелище и ближе сюда, перед рвом. Тогда останется три прохода, которые можно пристрелять заранее. У нас, по моим подсчетам, на все про все есть два часа…
– Херовый ты счетовод, – буркнул Лускус, отрываясь от бинокля. – Нету у нас уже ничего. На, смотри…
Клим взял мокрый бинокль, приложил к глазам. Дальний край долины, затканный сеткой дождя, словно прыгнул вперед, и он ясно разглядел за переплетением кустов темный качающийся бронетранспортер.
Кислицын охнул и побежал к своим ракетчикам, получив в спину четкий приказ – подпустить поближе, стрелять наверняка, ракеты беречь. Клим пошел по траншеям, разъясняя бойцам, как им себя вести в предстоящем бою.
– Головы зря не высовывайте. Пулевая винтовка прицельно бьет на тысячу шагов. У них композитная защита на теле и керамлитовые шлемы, поэтому стрелой тут мало что сделаешь, если только под мышку попасть. Больше используйте гранаты. Против пехоты это – самое оно. Подпускаете ближе, и сразу несколько человек бросают. Если бронетранспортер или танк дойдет до траншеи – кидайтесь на дно и ждите. Корма у этих машин уязвимее, чем лобовуха. В корме двигатель. Сейчас принесут бутылки с горючей смесью. Предупреждаю – она ядовитая. Увижу, что кто-то отхлебнул, посчитаю за членовредительство и дезертирство с поля боя. Все ясно?
Елисеев понимал, что все эти его наставления через какое-то время, когда засвистят первые пули, мгновенно обесценятся, и в силу вступят иные правила, правила боя. Но пока четкие, спокойно растолкованные инструкции успокаивали ополченцев, внушали им уверенность. Большего было и не надо, ибо нет ничего хуже для солдата, чем обессиливающий страх перед врагом. От такого страха до паники, до оставленных позиций и неприкрытой спины товарища один только шаг. Клим знал: если этот шаг будет сделан, через день бронемашины грейтов будут в Фербисе…
* * *
– Навались! Ну, еще немного! Давай, мать вашу!! – надсаживаясь, орал Кислицын, вместе с остальными ракетчиками выволакивая тяжелый пусковой станок на прямую наводку. Мокрая глина скользила под сапогами, воздух стонал и выл на разные голоса. Время от времени кто-нибудь из бойцов молча падал, получив в спину или под ребра пулю, но остальные только крепче стискивали зубы и продолжали тащить неповоротливую конструкцию из капонира.
Саперы Елисеева пришли на помощь ракетчикам как раз вовремя – у Кислицына осталось совсем мало людей. Совместными усилиями станок под дружный рев ополченцев выволокли на взлобок увала. Зарядная команда уже несла ракету, несла бегом, потому что в этот момент каждый понимал – промедление смерти подобно.
Бой, длившийся не менее часа, начался, как и положено, с пристрелки. Шесть бронемашин, выкатившись на пожарище, дали несколько коротких очередей – на брустверах траншеи взметнулись фонтанчики грязи. В ответ Кислицын выпустил ракету, которая с воем ушла вверх и упала в стороне, не причинив противнику никакого урона. Затем ракетчики открыли беглый огонь, и пожарище исчезло за сплошной стеной разрывов. Когда дым и поднятый взрывами пепел немного рассеялись, в траншеях послышались радостные крики:
– Подбили! Один готов!
Действительно, одна бронемашина грейтов, накренившись и отвернув в сторону пулемет, замерла меж обугленных стволов. Остальные продолжали двигаться вперед, изредка постреливая. На стим-спитах, расставленных позади траншей, свистели сапуны – орудия были готовы к бою, но противник еще не вошел в зону поражения.
В сизой мгле, окутывавшей долину, замелькали силуэты пехотинцев. Их было не так уж и много, две с небольшим сотни, но Клим знал – каждый грейт вооружен пулевой винтовкой и способен в открытом бою уничтожить едва ли не сотню ополченцев.
Бронетранспортеры постепенно приближались. Ракетчики Кислицына снова дали залп. На этот раз они не стали бить по площадям, а сосредоточили огонь на крайней правой машине. Ракеты легли кучно, но ни одна из них не причинила бронетранспортеру видимого урона.
Прибежавший Кислицын чуть не плача бил себя кулаком в грудь:
– Они маневрируют! Мы упреждение берем, а попасть не можем. Эх, если бы ракеты были управляемые…
– Вытаскивай станок на прямую, – процедил сквозь зубы Лускус, не отрываясь от бинокля.
– Э? – не понял вначале Кислицын. Потом его мокрое лицо озарила улыбка. – Ага! Мы сейчас! Сделаем!
Но едва ракетчики появились на вершине увала, волоча громоздкий ракетный станок, как все бронетранспортеры противника разом открыли ураганную стрельбу, прибавив скорость. Людей вокруг станка выкосило в считаные секунды, но им на смену из капонира и траншеи бежали новые добровольцы.
Одна из двигавшихся на левом фланге машин, громко рыча двигателем и разбрасывая рубчатыми колесами грязь, продвинулась вперед и вошла в зону досягаемости парометных стим-спитов. Лускус даже не успел дать команду «Огонь!». Все шестнадцать орудий слитно рявкнули, и на бронетранспортер обрушился шквал огня. Люди в траншеях пригнулись – в воздухе засвистели осколки. Машина грейтов уже стояла, объятая пламенем. Отвалился люк в боковине, и на шипящую мокрую траву вывалился полыхающий человек. Он сумел еще подняться на ноги, сделал несколько шагов, но упал и замер. Следом за этим в башне бронетранспортера с громкими хлопками начали рваться патроны.
Командиры оставшихся восьми машин сбросили скорость, решив благоразумно не соваться под снаряды стим-спитов. И тут с выставленного на увале станка сорвалась первая ракета. Она пронзительно взвыла, в сыром воздухе повис плотный дымный след, и тут же еще один бронетранспортер исчез в огненном облаке.
– Попадание! – радостно вскрикнул Клим, следивший за ракетчиками.
– Теперь дело пойдет! – повернул к нему оскаленное лицо Кислицын.
Вторая ракета ушла вдаль, взорвавшись где-то в вязкой туманной мути, там, где еле угадывалась редкая цепь пехотинцев. Зато третья угодила прямо под днище второго слева бронетранспортера, разворотив ему весь передок.
Оставшиеся на ходу шесть машин начали отходить, огрызаясь очередями. Ополченцы обрадованно закричали, над траншеями взвились сотни звенчей, и победный звон клинков поплыл над долиной, которую все сильнее заволакивало туманом.
– Тихо! – заорал Лускус, приставив ко рту медный раструб. – Не расслабляться! Сейчас пойдет пехота. Берегите головы!
И пехота пошла. Возможно, в кабинах бронетранспортеров тоже сидели не новички в военном деле, просто у них не было навыков управления архаичными машинами. Но командиры штурмовых групп, атаковавших позиции ополчения, сразу дали понять, что они хорошо знают, что такое война.
