– Ну, зачем же все население. Хватит и десяти человек. Мы в точности повторим тот путь, которым шли с Цендоржем. Я все понимаю. Мы найдем объект. Не сомневайся.
План Клима был прост: на поезде добраться до Каменного форта, стерегущего переправу через Серединную реку, получить у местного начальства необходимые припасы, набрать из гарнизона подходящих людей, выдвинуться в сторону гор и от той безымянной, номерной крепостицы, к которой они с Цендоржем вышли после катастрофы разведывательного дирижабля «Кондор», двинуться обратно, идя по собственным следам полугодовой давности.
Казалось бы, все просто и понятно. Клим рассчитывал управиться за два месяца и вернуться в Фербис до родов. Медея сказала, что, судя по всем приметам, ребенок должен появиться на свет в начале августа. Но в момент прощания с женой у Елисеева возникло стойкое ощущение неправильности происходящего. Он пытался успокоить себя, он гнал это чувство прочь, как назойливую муху, но оно всякий раз возвращалось, и Клим мрачнел, понимая, что с таким настроением нельзя затевать настолько масштабное и важное дело.
Ночной вагон полнился разнообразными звуками – в приглушенный лязг колес, в скрипы и шорохи вплетались негромкие разговоры пассажиров. Чтобы хоть как-то отвлечься, Клим прислушался к беседе двух женщин, устроившихся неподалеку. Судя по всему, это были жительницы поселка, расположенного где-то на востоке, у Лимеса. Сперва речь у них шла о вещах обыденных: о детях и внуках, о ценах на шерсть и кожи, о какой-то Юдифи, которая «бесстыдница, едва только муж за порог, она сразу бежит к этому чернявому арабу». Но вот одна из женщин, пожилая и очень уверенная в себе, заговорила о новостях с равнины. Клим насторожился – разговор коснулся вещей, слухи о которых в последнее время тревожили всех.
– Ты не думай, кума Серафима, что это брехня. Андреас мужик путевый, он зря говорить не станет, да. Трое их было – сам Андреас, племянник его, Тео, ну, высокий такой, ты его видала. И рябой Димитр, сын тетки Кончиты, да. Ну и вот, значит, погнали они стадо прыгунов на ярмарку в Холмы, ну, чтобы продать. Два дня пути это, да. Ночевали у Кривого камня, само собой. Там загоны обустроены, чтобы прыгуны не разбрелись, место хорошее. Да только ночью, едва они спать легли, наскочили на них какие-то… Все в черном, с копьями. Человек двадцать, да. Сами себя прозывают снейкерами, ну, змейщиками по-нашему, и на груди у них, вот тута, у каждого змей наколот, круглый такой, в зубах хвост держит, да. В общем, змейщики эти и говорят: нам, говорят, прыгуны нужны. Мужики, понятно, за самострелы взялись – кто свое добро за так отдаст? Ну, вышла у них драка. Так те, в черном, наших-то копьями покололи, связали, а сами десяток прыгунов взяли, а остальных перерезали всех!
– Ой, страсти-то какие! – вскрикнула кума Серафима.
– Это еще не все! Из них Андреас-то один и выжил. И Тео, и Димитра – обоих их аллимот сожрал, да. Те, змейщики, их так связанными и бросили, да еще и пораненных. А на запах прыгуньей крови аллимот пришел, да…
– Ужасы какие ты рассказываешь, кума Марта. А что за черные? Нашли их потом?
– Искали… Андреас, чуть только оправился, мужиков собрал. Я, говорит, жить не буду, а тварей этих найду. Пошли они, да. Неделю рыскали, да так ни с чем и вернулись. А пока ходили, змейщики эти налетели на ферму Йохана, сына бабки Гундулы. Все сожгли, разломали. Жена Йохана с детьми в степь убежала, тем и спаcлись, да.
– Ну и дела творятся! Матушка святая Мария, за что нам все это? А что ж милиция? Это ж ихнее прямое дело – бандитов ловить.
– Ну, кума Серафима, насмешила ты! Милиции этой – два молодца на всю округу, да. День-деньской сидят в кабаке у Ставромакиса, брагу дуют да народ пугают, мол, чуть что нарушите – штраф возьмем.
– Кума Марта, а про рогача что слыхать?
– А что… Летает. У нас только его рогатым треугольником прозывают. Над горами каждую неделю – туда-сюда. Дым, шум, вой. Я-то сама не видала, врать не буду, а старшой мой, Август, как за дровами в лес едет, так и видит его, да. Всегда вечером, на закате. Летит с гор, за добычей, наверное. На ярмарке говорили – кто-то видел, как треугольник этот опустился, прыгуна на рога поднял и унес, да. А некоторые думают, что он не живой, что новый аппарат в Фербисе изобрели. Старый Сид, глухой который, тот вообще говорит, что не наше это. Дескать, не может быть у людей на Медее таких технологиев, да. Сид знает – в молодости инженером работал.
– Как же неживой-то? Аппаратов с рогами не бывает!
– А чего он тогда дымит? Еще бы огонь пускал – был бы чистый дракон, да.
– Ой, кума, страсти-то… А мне вот на базаре женщина одна, с побережья, рассказывала – у них рыбаки пропадать стали. Не, ну такое и раньше бывало, если шторм, к примеру, но редко. А теперь в ясный день выходит лодка в море – и все. Шесть человек уже пропало, с разных деревень – и это меньше чем за месяц!
Женщины помолчали, потом вновь заговорили, понизив голос:
– Пророк-то, что на Лежачих камнях, правильно говорит: ад это. Крышка адского котла. И мы на ней. Потому что грешники все. И идут из глубины за нами демоны, по следам идут и следы нюхают. А следы, говорит он, кровью пахнут. Никто не вырвется, никто не спасется, если к вольной жизни не вернется, как предки жили…
– Да, кума, плохие времена настали. Раньше вроде тоже тяжело было – война, да только порядка-то в той войне больше, да. А теперя… Эти, правительство-то временное, все никак договориться не могут промеж себя, кто главнее. Канцлер – ты его видала? – страшилище одноглазое, ужас просто. А мой-то, сам, говорит, что знавал его, по лагерю еще. Мол, бандит он, каторжник, и клейма поставить некуда, да.
– Да уж, кума Марта, вот и живи… Душегубы, оказывается, нами правят! Может, они этих змейщиков и насылают? Одна шайка-лейка.
– Все может быть, кума Серафима. Но жить-то надо! Так что давай-ка спать, матушка моя. Хочешь наливочки хлебнуть на сон хороший? У меня она сладкая, на сахарном корне…
Разговор прервался, послышалось бульканье, причмокивание, по вагону поплыл сивушный запашок. Вскоре женщины уже спали.
«Снейкеры-налетчики. Рогатый треугольник. Шестеро пропавших рыбаков, – отметил про себя Клим. – И бабьими сказками назвать это ну никак нельзя, хотя бы потому, что вести о сожженных фермах и нападения на пастухов поступают к Лускусу довольно давно. Другой вопрос, что обычно бандиты тревожили жителей западной части Великих равнин. Эти кумушки, конечно же, не в курсе, что Гриша Панкратов во главе двух батальонов Народной гвардии гоняет их там, как сидоровых коз. А вот то, что банды появились и на востоке, – новость. Надо будет проверить и по гелиопочте послать сообщение в Фербис».
С этими мыслями Елисеев уснул…
* * *
В поездах не бывает доброго утра. Скученные в вагонах люди, привыкшие всяк жить по-своему, здесь вынуждены выставлять напоказ самое скрытое, интимное; нет у человека более сакрального в жизни, чем переход из призрачной вселенной сна, из «полусмертия» в то, что наши предки звали «тварным миром», явью земной. Посему просыпаются пассажиры обычно без настроения. Хмурые, неохотно берутся они за житейские дела и заботы, недовольно поглядывая по сторонам. Так было, так есть и так будет…
