Ага, вот он. Я вижу нужный мне люк. Иштван прав – он действительно заперт, рычаг повернут до отметки «герм». До люка три шага. Бросаю камень с фалом. В следующий раз можно будет, не отвлекаясь и не зажигая фальшфейеров, двигаться по этой нити Ариадны. Остается только открыть люк – и все. Вдох-выдох. Вдох-выдох…
Перчатки скафандра несколько раз соскальзывают с запорного рычага. Придется использовать трубу. Вставляется она удивительно легко. Бросаю фальшфейер на пол, наваливаюсь всем телом, рубчатые подошвы скользят по гладкому, лишенному биопластового покрытия полу. Пошло! Мне кажется, я чувствую, как стержни ригелей выходят из пазов. Все, рычаг опустился, люк открыт. Из проема, вопреки моим ожиданиям, не вышло ни пузырька воздуха. Стало быть, либо люк не такой уж и «герм», либо где-то имеются пробоины в корпусе модуля. В низком коридоре клубится мрак. Не могу вдохнуть. Ноги покалывают тысячи иголочек, рук вообще не чувствую. Все, нужно выбираться отсюда, иначе…
Что «иначе», додумать не успеваю – с пола, подняв мутное облачко, поднимается страшноватое создание, чем-то отдаленно напоминающее земного ската. Вот только здешний скат метра четыре в длину, весь покрыт шишковатой костяной броней, и у него имеется открывающаяся вверх, как крышка чемодана, пасть, а в пасти – кривые зубы. На вскидку сантиметров по пять каждый.
В голове проносится: «Венец пищевой цепочки. Скафандр не прокусит, но кости поломать, пожалуй, сможет. И главное – не даст уйти. Или даст? А ну-ка…»
Завожу непослушную руку за спину и резко дергаю за тросик. Три раза, как учил Лапин. Скат лениво парит над полом в нескольких метрах от меня. Маленькие глазки внимательно следят за неведомой зверушкой, нарушившей покой властелина глубин. Догорает брошенный фальшфейер. Наверное, его свет смущает чудовище. У бронированного ската мощные короткие плавники по бокам плоского тела. Явно он мастер стремительных рывков. Обреченная жертва, ничего не подозревая, проплывает над хищником, и тут – ам! – и она уже внутри зубастого чемодана.
В ушах звенит. Секунды тянутся, тянутся, тянутся… Момент броска я не замечаю, просто на том месте, где только что висел скат, взбаламучивается белесая взвесь, и сразу же становится очень темно. Одновременно с этим меня стремительно уносит прочь из накопителя. Плечи, грудь сдавливает, как тисками. Рук нет. Ног нет. Ничего нет. Тьма. Воздуха! Воздуха!!
* * *
– Ну как, живец, очухался? – Прохор Лапин присел на корточки рядом с Елисеевым, заглянул в глаза.
– П-почему ж-живец? – лязгая челюстью, спросил Клим. Он лежал на заботливо постеленной поверх камней шкуре, рядом исходила горячим паром кружка с отваром листьев чайкофского дерева.
– Ну, мы на тебя вон какое чудо-юдо поймали, – засмеялся сибиряк. Клим скосил глаза. Бронированный скат, весь утыканный арбалетными болтами, неподвижно лежал поодаль, в раззявленную пасть вставлена распялка. Огромные зубы странного нежно-голубого цвета казались светящимися. Вокруг толпились люди, цокали языками.
– Ты, понимаешь, дерг-дерг, мы тут навалились и тащим. А не идет! Зиновей кричит: «Застрял!» А я чую – струна в руках бьется, как живая. В общем, давай вываживать. В один момент показалось – все, не осилим. А потом как по маслу – вжик! И на берег. Тут-то у нас седых волос и прибавилось, ага. Вытягивали человека, а получился мешок с глазами.
– П-почему мешок? – Клим приподнялся на локте, глотнул из кружки, сморщился – кислый привкус во рту забивал аромат чайкофского.
– Так он же тебя заглотил! – Лапин в возбуждении вскочил, хлопнул себя по ляжкам. – Как таймень хариуса! Если бы не металскин скафандра… Много там таких?
– Я одного видел. Вот этого. – Клим кивнул на тушу. – Света они, по-моему, боятся. Он напал, только когда фальшфейер притух. Ладно, живец там или не живец, а дверь я открыл. Сейчас передохну малость и попробую до медотсека добраться.
– Э, нет, парень. Ты свое дело сделал. – Сибиряк перестал улыбаться, отрицательно покачал головой. – Лежи теперь, дыши. Главное – народ понял, что пройти можно. Вон добровольцы в очереди стоят, Иштван им растолковывает, что да как…
Елисеев посмотрел в указанную Лапиным сторону и увидел группу людей, один из которых выделялся рыжей шевелюрой.
– Шерхель приехал?
– Ага, – кивнул Прохор. – Не усидел на Лимесе. Ну, теперь дело пойдет!
Стиснув зубы, Клим поднялся на ноги. Болела голова, во всем теле ощущалась сильная слабость. Но куда хуже этого было уязвленное самолюбие. Значит, с немцем «дело пойдет!». А без него, можно подумать, они бы и не справились? И ведь даже не подошел, не поздоровался, не говоря уж об остальном. Сплюнув прямо в пасть бронированного ската, Елисеев побрел к лагерю.
До заката под воду, «на свиданку», как прозвали погружения арбайтеры, имея в виду свидание со скатами, сходили шесть человек. Теперь уже никто не рисковал, через две минуты по счету водолазов вытаскивали. «Нить Ариадны» дотянули до «больнички», было обнаружено хранилище с контейнерами, утром планировалось начать их выемку и подъем на поверхность.
Ночью Клим проснулся от криков и знакомого уже лязгающего грохота, какой обычно производят бегущие вооруженные люди. Цендоржа не было. Сквозь ткань палатки виднелись тусклые движущиеся пятна факелов. Визжали прыгуны, хлопали арбалеты. Хрипло протрубил рог.
Быстро одевшись, он выскочил наружу. Между палатками бегали полуголые люди, на берегу, там, где стоял кран, полыхал пожар. Пламя заливало все вокруг трепещущим светом, в котором мелькали темные силуэты арбайтеров. Возле леса, ближе к лагерю Лиссажа, шел бой – звенела бронза, слышались крики.
Клим поймал за локоть несущегося сломя голову знакомого механика, корейца со смешным именем Дык.
– Кто напал? Что случилось?
– Из степи, много! – задыхаясь, прокричал кореец, пытаясь свободной рукой застегнуть панцирь. – Там, там! Туда!
И он бросился в темноту, гремя доспехами. Клим нырнул в палатку, передернул затвор пулевой винтовки и поспешил к лесу, двигаясь по краю освещенного факелами лагеря. Из темноты прямо на него вылетели несколько всадников. Прыгуны захрапели, отворачивая морды. Прежде чем Елисеев хоть что-то понял, всадники вскинули арбалеты, разрядили их, не целясь, и погнали своих скакунов прочь.
Свист болтов, пролетевших совсем рядом, отрезвил и успокоил Клима. Он опустил флажок предохранителя, стиснул зубы и методично ссадил всех пятерых выстрелами в спины. Грохот стрельбы раскатился над берегом. Из гущи боя ему ответила винтовка Цендоржа. «Жив», – подумал Клим, переходя с шага на бег. На опушке взорвалась граната, за ней еще одна. Бойцы Лиссажа закричали, устремляясь в атаку. Раздался знакомый уже хриплый рев рога – и темная степь задрожала под ударами множества прыгуньих лап. Неведомый враг не выдержал и бежал в ночь…
* * *
Дождь начался как-то внезапно. Еще минуту назад утренняя Эос весело играла лучами на рябой поверхности озера, но вот уже низкие слоистые облака затянули все небо, и из них щедро посыпалась холодная морось.
