Поднялась и направилась на выход. Больше не хотела ничего слышать. И тут услышала всхлипывания. Пыталась не смотреть, не реагировать. Нельзя. Ведь плачет о нем.
— Проклинаю тот день, когда родила тебя. Дочь дьявола! Такая же подлая, как и он.
Развернулась и проговорила:
— Тебя никто не заставлял ложиться под него, и тем более ты должна была понимать, что от незащищенного секса могут быть дети.
— Нет, я спасла мужа! Тебе не понять…
— Его нельзя спасти.
— Если ты уйдешь, не подпишешь, то я на все пойду. На все. Ты мне не дочь! Не дочь! Я не хочу тебя видеть.
— Знаешь, я уже устала от всего этого. Действительно, зачем убивать себя, стараться, когда… тебя ненавидят, унижают, выставляют из дома? — сделала шаг и яростно выдохнула: — Твоя больная любовь к мужу разрушила все. Ты потеряла себя, свою честь, дочь и теперь останешься ни с чем. Тебя же ничего не волнует! Плевать на всех.
— Тебе не понять.
— Не понять? О нет, я понимаю. Я ведь с этим мерзким наплевательским отношением столько лет жила. Я никто, он все.
— Любовь нужно заслужить!
— Надо же… заслужить. Тогда ты ее точно не заслуживаешь, — развернулась и уверенно пошла к двери. Уже на проходе, она вцепилась и проговорила:
— Я умру, если его не будет. На твоей совести будет.
— Прощай, мама, — проговорила и вышла, слыша ее проклятья в свой адрес, встречаясь со взволнованным взглядом Юрия. Стоял у лестницы и ждал меня.
Глава 21
Юру попросила остаться на улице, но он не послушал. Поднялся и стоял у двери. Как поняла, всегда делает так, как хочет. От злости сжала руки в кулаки и как можно спокойнее попросила:
— Можешь посмотреть, что мне нужно там подписать? Не хочу больше это все видеть и слышать.
— Подождешь в машине или здесь? — деловито произнес он, сжимая ладонью мое плечо.
— На улице, — тихо сказала, кивая и начиная движение, так и не оглядываясь. Не хотела видеть ее. Да и зачем? Ей точно не нужно. Да и мне. Уже нет. Это же надо, ни с кем никогда такой щепетильной и заботливой не была, лишь к ней, и такое скотское отношение. Мать не то что не оценила, наплевала на меня. Надоело. Притом так, что поперек горла встало. Никогда бы не подумала, что так смогу, но у каждого человека есть свой передел.
Мой наступил.
Дверь у нас закрывалась со скрипом, поэтому я точно знала, что мать стоит в проеме. Еще бы… она в нетерпении ждала, когда подпишут ее бумаги.
Пусть… лишь бы меня не трогала. Только раздражал тот факт, что ведь сама прибежит, когда останется на улице без копейки.
Оказывается, я решила идти по лестнице. Тихо спускалась, стараясь отрешиться от всего. В этом катастрофически нуждалась.
Спустилась и села на лавочку. Не знаю, сколько так сидела, словно парализовало. Очнулась, когда почувствовала прикосновение пальцев к лицу.
Подняла голову и увидела голубые глаза Орлова. Он улыбнулся и произнес:
— Поедем или пройдемся?
— Лучше поедем… — сказала, не желая здесь оставаться. Только когда до машины дошли, вспомнила, что я ничего не подписывала. Остановилась и спросила: — Что от меня требуется?
— Настя, если понадобиться твоя помощь, я скажу.
Задумалась, анализируя его слова. Села в машину и не находила себе места. Хотелось задать кучу вопросов, но переживала.
— Как… она?
— Нормально, — сказал сухо, давая понять, что лучше не спрашивать. И я понимала. Конечно, мать если и волновалась, то только за то, чтобы быстрее продать квартиру и получить деньги.
Отрешенно пялилась в окно, пока не поняла, что остановились. Осмотрелась и увидела, что мы приехали на набережную.
— Предлагаю прогуляться по набережной, а потом зайти в ресторанчик. Как раз по пути
— Прогуляться? Хорошо…
— Тогда… вперед.
Через час вглядывалась в волны, дрожа от пронизывающего ветра. У воды всегда так, тем более пошел дождь. Мысли были о том, что произошло.
И правильно все. Не хотела я, чтобы они эту ложь про бабушку везде раскидывали. Пусть никому кроме меня неважно, но я не могла позволить этому случиться. Она не заслужила. Чуткая, добрая женщина. Правда… познакомилась я с ней потом… и знала ее совсем чуть-чуть. Отец не говорил ей, как и мне по своей причине. Как-то раз сидела я на скамейке и ела чебурек, купленный на рынке, и вдруг услышала свое имя. Обернулась и увидела ее. Она стояла у дерева и наблюдала за мной. Потом только узнала, что она моя бабушка. Но отцу она попросила не говорить. Отец и мать не понимали друг друга и не общались. Раньше я считала, что именно по этой причине меня не показывали бабушке, но оказалось все не так. Стальнов специально не знакомил.
Я к ней приходила в гости после работы, чтобы помогать, а потом она попросила остаться. Это было совсем короткое, но самое доброе время. И холодной весной она умерла от рака. Лишь после восемнадцати я узнала, что она все оставила мне.
— Что в этих документах?
— Экспертизы, показания свидетелей, проживающих с ней на одной площадке, документация с больницы от невропатолога, психиатра…
— Она была нормальной, — для меня было важным, чтобы он поверил.
— Настя…
— Она всегда была нормальной! Никогда не было странного поведения. Честная, правдивая и заботливая бабушка.
— Я верю, Настя. Даже не думай иначе.
— И что… на суде будет вот это учитываться? Их бумажный бред?
— Да. Стандартный период исковой давности оспаривания наследства прошел, но его можно восстановить, как желают они по причине временной недееспособности Александра Стальнова.
Чуть не поперхнулась слюнями.
— Чего? Какая еще недееспособность? Он всегда отличался отменным здоровьем. Как иначе, когда валяешься на диване и отдаешь команды?
— Согласно тому иску, что лежал на столе, получается так.
— Но как? Он ведь…
— Заключения врачей имеются.
Схватилась за голову и с силой сжала.
— И что будут доказывать?
— Завещание может быть признано недействительным по общим основаниям, в данном случае полная или частичная недееспособность завещателя на момент подписания документа; неспособность или невозможность наследодателя руководить своими действиями.
Стало страшно и мерзко. В голове что-то сжалось. Не хотела я такого. Совсем.
— Мы сможем… — начал он и я больше не захотела слушать.
— Не сможем. Я не хочу, — выдохнула, чувствуя себя ужасно.
— У нас есть хорошие шансы.
