Клинтон стоял на трибуне у Гильдхолла, под экраном с мигающими рождественскими огнями. Одетый в темное пальто, он казался молодым, энергичным и оптимистичным. Люди были повсюду, они наводнили узкие улочки Дерри, сгрудились под арками стен древнего города. «Этот город совершенно не похож на тот, который гость вроде меня мог увидеть всего полтора года назад, до прекращения огня, – сказал Клинтон. – Солдат на улицах нет. Городские ворота открыты для гражданского населения». Он говорил о «примиряющем рукопожатии» и процитировал отрывок из стихотворения Хини:
История уже не раз твердила,
Что, стоя на краю могилы,
Теряем мы и веру, и надежду.
И вдруг волна морей, как прежде,
На гребне справедливость принесет
И пульс, и ход истории вернет,
И вновь надежда наша оживет.
Прохладный воздух усиливал бодрящее чувство того, что все возможно. Однако перемирие в конце концов закончилось в 1996 году, когда ИРА взорвала бомбу в лондонских доках, и более 100 человек получили ранения. Организация выступила с заявлением, в котором обвиняла британское правительство в отказе вести переговоры с Шинн Фейн до тех пор, пока ИРА не уничтожит свое оружие. В прессе появились предположения о том, что Адамс, возможно, заранее не знал о взрывах и, поглощенный мирным процессом, отошел от вооруженного крыла ИРА. Однако в 1997 году было инициировано новое перемирие, и таковое состоялось. В 1998 году, в апреле, переговорщики, обсуждая детали мирного соглашения, провели неделю в замке Хиллсборо – георгианском особняке близ Белфаста. Новый британский премьер-министр Тони Блэр лично прибыл на переговоры и, перебиваясь сэндвичами и батончиками «Марс», вышел из здания лишь один раз за три дня. Переговоры возглавлял американец, бывший сенатор от штата Мэн, Джордж Митчелл. Это был спокойный человек, обладающий невероятным терпением. Однако его приверженность заключению мирного соглашения была сравнима с бескомпромиссной ортодоксальностью террориста; один из обозревателей назвал такое поведение «упорством фанатика».
Различные участники переговоров стояли каждый на своем, спорили, продираясь сквозь бюрократические вопросы, касающиеся структуры новой национальной ассамблеи Северной Ирландии, разоружения военизированных формирований, статуса заключенных и будущих отношений между шестью графствами Севера и правительствами Ирландии и Британии. Снаружи моросил дождь вперемешку с мокрым снегом; школьники – протестанты и католики – собрались у ворот, распевая песни и требуя мира. Джерри Адамс вышел к ним и вынес поднос с напитками.
В конце концов, в Великую пятницу партии объявили, что они пришли к договору, с которым согласны все стороны, и выработали механизм завершения конфликта, длящегося 30 лет. Северная Ирландия останется частью Соединенного Королевства, но со своей собственной ассамблеей и тесными связями с Ирландской Республикой. В соглашении указывалось, что большинство населения острова хочет объединения Ирландии, но при этом большинство проживающих в шести графствах предпочли бы продолжать быть частью Соединенного Королевства. Ключевым принципом стала «уступка»: если в какой-то момент большинство населения на Севере захочет объединиться с Ирландией, то правительства Британии и Ирландии «берут на себя обязательство» уважать этот выбор. Но до этого времени Северная Ирландия остается частью Соединенного Королевства, и Шинн Фейн согласилась отступить от принципа абсентеизма и позволить своим представителям работать в только что образованной ассамблее.
Через несколько месяцев после заключения договора в речи, произнесенной на могиле Вольфа Тона
[85], Адамс заявил: «Мы положим конец британскому правлению в нашей стране, и пока мы это не сделаем, борьба будет продолжаться». Адамс играл важную роль в достижении соглашения, и потому двусмысленность и неоднозначность, культивируемые им вокруг собственной личности, как раз и позволяли иметь с ним дело различным переговорщикам. Даже уже после принятия соглашения Билл Клинтон не переставал удивляться Адамсу. «Я не знаю, каковы в действительности отношения между ним и ИРА», – говорил Клинтон в телефонном разговоре с Тони Блэром в 1999 году. Однако то повторяющееся утверждение, что Адамс никогда не участвовал в военизированных формированиях, создавало политическое пространство, в рамках которого переговорщики, не желавшие быть замеченными в контактах с террористами, могли вести обсуждения с этим человеком.
В этой своей речи Адамс не мог объявить о победе. Но он оптимистично заявил: «Договор, заключенный в Великую пятницу, отмечает завершение одной стадии и начало следующей стадии борьбы». Он сказал, что хотел бы видеть «новую Ирландию» – «Ирландию, где пушки молчат. Все время. Ирландию, в которой все жители острова живут в мире друг с другом и со своими соседями в Британии. Ирландию, объединенную процессом затягивания ран и национального примирения».
* * *
Два года спустя в Бостонский колледж прибыл в качестве приглашенного консультанта профессор Пол Бью. Он был специалистом по истории Ирландии, обычно работавшим в Королевском университете. Бью также являлся советником Дэвида Тримбла
[86] – лидера Ольстерской юнионистской партии (сыгравшей важную роль на переговорах Великой пятницы) и тогдашнего первого министра Северной Ирландии. Бостонский колледж был признанным научным бастионом по изучению ирландской истории и литературы. Весной 2000 года администрация колледжа готовилась отметить окончание 30-летнего конфликта в Северной Ирландии, и Бью упомянул – в присутствии Боба О’Нейлла, руководителя Библиотеки Джона Дж. Бернса, – что колледж мог бы рассмотреть некоторые способы документирования Смуты. Например, собрать кое-какие свидетельства участников этих событий, чтобы создать историческую летопись конфликта.
«Это будет полезно для студентов, начиная с сегодняшнего поколения», – сказал Бью. О’Нейллу эта идея понравилась. Но новому проекту нужен был руководитель. Бью предложил известного белфастского журналиста по имени Эд Молони, который был уважаемым репортером и редактором «Айриш таймс» и «Санди Трибьюн» (Sunday Tribune).
Молони был смелым выбором: обладающий острым умом и не менее острыми локтями хроникер Смуты. В 1960-х он учился в «Квинс» и сам видел, как на заре беспорядков зарождалось движение за гражданские права. Он лично принимал участие в демонстрациях и знал Долорс Прайс, Имона МакКанна, Бернадетт Девлин и других радикалов того времени. Будучи газетным репортером, Молони подробно описывал конфликт, вставляя в газетные статьи потрясающие фотографии. Чисто физически его вряд ли можно было назвать привлекательным: в детстве он переболел полиомиелитом, а потому всю жизнь имел «деревянную» походку из-за металлических скобок на ногах. Однако он славился бесстрашием и нежеланием уходить с поля сражения. Инвалидность вызывала к нему симпатию как к жертве несправедливости. Когда его волосы сделались седыми, брови остались густыми и темными, что придавало ему вид упитанного барсука. Однажды в 1999 году правительство использовало судебное решение, чтобы попытаться принудить Молони не печатать заметки о встрече с лоялистской военизированной группировкой. Рискуя попасть в тюрьму, он отказался. Затем обратился в суд с иском на правительство и выиграл дело.
