В Москве у бабы Нюры жил сын, невестка и внучка, Таня видела их на фотографии, вложенном в одно из писем. Фотография была вставлена в трюмо между зеркалом и рамой и выцвела от времени. Баба Нюра часто надевала на нос очки и подслеповато щурясь, подолгу рассматривала изображение. Таня охотно слушала про «сыночку», но не воспринимала его как кого-то из крови и плоти, скорее, как недосягаемое существо, вроде бога.
– А почему он не приезжает, баба Нюра? – спросила как-то Таня.
– Некогда ему, – зло ответила старушка, и Таня не приставала больше с вопросами.
Девочка старалась разнести почту как можно быстрее, нигде подолгу не засиживалась и отказывалась от угощения, чтобы как можно скорее отнести долгожданное письмо бабе Нюре. Она предвкушала ее неверие, а потом радость, рисовала в воображении, как они вдвоем сядут за стол, и Таня начнет читать заветные строки, а баба Нюра будет утирать текущие слезы уголком цветастого фартука.
Закончив с почтой, Таня опрометью бросилась домой, прижимая к груди «драгоценность».
– Баба Нюра, баба Нюра, – с порога закричала она, задыхаясь от бега.
– О, господи, что стряслось? – испугалась старушка. – Случилось что? – Таня никак не могла отдышаться, а потому молча протянула письмо. – О, господи, – заплакала баба Нюра, – наконец-то, а я уже боялась, не случилось ли чего. Давай быстрее. – Старушка плеснула Тане воды и едва сдерживала нетерпение, пока девочка жадно пила. Наконец Таня уселась и вскрыла конверт. Баба Нюра елозила на стуле. – Ну, что он пишет? – не выдержала она. Письмо было коротким, всего три строчки: «Мать, встречай. Едем. Будем третьего сентября». – О, господи, это же послезавтра, – всплеснула руками баба Нюра. Таня пожала плечами: письмо шло без одного дня три недели. Весь следующий день баба Нюра готовилась к приезду сына: наварила борща, большую кастрюлю картошки, замесила тесто. Таня, придя с работы, помыла полы, натаскала воды из колодца, выстирала шторы, вымыла окна, вместе застелили две кровати в соседней комнате. Таня с бабой Нюрой занимали одну комнату, вторая стояла пустой за отсутствием необходимости.
– Вот и пригодилась, – приговаривала баба Нюра, любовно накрывая взбитые подушки вышитыми салфеточками.
Солнце едва позолотило горизонт, а баба Нюра уже напела своих фирменных пирожков и присела на стул перевести дух. Посидев минут десять, не выдержала и заковыляла к дороге, щуря на солнце глаза и пытаясь разглядеть, не едет ли кто. Простояв несколько минут, показавшихся старушке целой вечностью, заспешила в спасительную прохладу дома.
Таня вышла из комнаты ближе к восьми, баба Нюра ее не будила, давая «девочке отоспаться в выходные». Девочка сладко потянулась, широко зевнула, потерла глаза:
– Доброе утро, баба Нюра.
– Доброе, доброе, – пробурчала старушка, не сводя глаз с окна: вдруг покажутся долгожданные гости. – Нет, вот ты скажи, не мог, что ли, телеграмму отправить: когда ждать, во сколько?
– Наверное, не догадался, – пожала плечами Таня.
– Он не догадался, а я, значит, должна как на иголках сидеть, – кипятилась баба Нюра.
– Так вы отвлекитесь, займитесь чем-нибудь, – резонно посоветовала Таня, откусывая яблоко.
– Займешься тут, места себе не нахожу, – посетовала старушка, тяжело вздохнув. Таня поняла состояние бабушки и настаивать не стала, тихонько собралась и выскользнула за дверь. – Ты куда? – окликнула ее баба Нюра.
– К Катьке, – Таня неопределенно махнула на прощание рукой, оставив старушку охранять подступы к дому.
Как только дом скрылся из виду, Таня воровато огляделась и повернула в противоположную сторону. Ее охватило такое же волнение, как бабу Нюру: сердце колошматилось, к горлу подступил ком, бросило в пот. Быстро пройдя небольшой участок леса, Таня затаилась в кустах. Вокруг ее дома по-прежнему было тихо, ничто не нарушало его вынужденный покой и, если не знать, что внутри кто-то есть, легко можно было подумать, что дом заброшен. Забор покосился и наполовину врос в землю, доски местами прогнили, дорожка заросла сорной травой, а участок превратился в непроходимую чащу, грязные окна почти не пропускали свет, крыша покрылась мхом. Таня нервно сглотнула и в два прыжка очутилась возле забора. Привычно скрипнула калитка, неохотно пропуская девочку внутрь. «Даже дом мне не рад», – подумала Таня и большим усилием воли подавила подступившие к горлу рыдания. Рванула дверь, в доме, кажется, пахло еще отвратительней. От прогорклого запаха замутило, но девочка бесстрашно шагнула внутрь. Весь стол был завален бутылками, часть валялась на полу. Мать лежала на кровати прямо в одежде, спиной ко входу и громко храпела. Таня немного помялась у входа и медленно затворила за собой дверь: пока мама не «выздоровеет», делать ей там нечего. Девочка шла медленно, словно ноги налились свинцом, добрела до ручья, попила, умылась, вернулась на «свое» место подле упавшей сосны и дала волю слезам, вскоре незаметно уснула.
В дом Таня вернулась только к вечеру, по доносившимся из кухни голосам поняла, что долгожданные гости наконец-то приехали. Таня впервые постучала, удивленная баба Нюра открыла дверь и практически втащила девочку внутрь. Было неловко, Таня смотрела в пол, щеки пылали.
– Где тебя носит? – прошептала баба Нюра. – Познакомьтесь, это Танечка, я вам про нее писала. – Таня решилась поднять глаза на родственников. На нее внимательно смотрели три пары глаз.
– Ой, как я рада с тобой познакомиться, – девочка одного с Таней роста и, как она знала от бабы Нюры, возраста, подскочила к ней и радостно затрясла ее руку. – Меня Настя зовут. Надеюсь, мы с тобой подружимся. Бабушка столько о тебе рассказывала.
– Приятно познакомиться, – отозвалась Таня, тут же смутившись своего казенного ответа. – Баба Нюра про тебя тоже много рассказывала, – решила сгладить неловкость Таня.
– Давай, мой руки и к столу, – скомандовала баба Нюра. Когда Таня вернулась с улицы, старушка представила ее остальным: – Это мой сын.
– Дядя Витя, – представился мужчина очень похожий на мать, такой же круглолицый и румяный, с добрыми искорками в карих глазах. – Рад знакомству.
– Взаимно, – кивнула Таня.
– Это моя невестка… – начала баба Нюра.
– Елизавета Петровна, – опередила ее элегантная дама, приветливо улыбаясь. Таня улыбнулась в ответ и кивнула, несмотря на юный возраст и неопытность, она сразу же почуяла, кто в семье главный и кого следует опасаться.
– Вы угощайтесь, угощайтесь, – суетилась баба Нюра, – небось голодные с дороги-то. Она сдернула салфетки с пирожков, размотала тепло укрытую вареную картошку, ловко нарезала огурцы и помидоры с огорода. – Угощенье нехитрое, но все свое, домашнее, пирожки с луком с яйцами, а эти вот с повидлом, остыли уже, – тараторила старушка. – Вы ж не написали, когда приедете, я уж не знала, когда и ждать, – с укоризной произнесла она, глядя на сына.
– Мам, ну ты чего, приехали же, – пробасил он, отдавая дань маминой стряпне. Животик выдавал в нем любителя покушать.
