«Это какой-то бред…» — понял Илья, шагая следом за Торлецким и Митей по коридору. «Да ты что?! — возмутился Баюн. — Это как раз жизнь! Кипучая и могучая! Ты что, старик дряхлый? Давай, речь-то, коли ты не понял, дружок, о твоей чести идет! И о праве на твои собственные воспоминания!»
Илья нахмурился. Ему показалось, что как ни крути, а проклятый кот — прав…
В длинной холодной оружейной комнате граф сразу шагнул к стенду с холодным оружием.
— Сударь, хоть вы и оскорбили меня, драться с вами на пистолетах было бы с моей стороны совершенным бесстыдством, — холодно пояснил свой выбор Торлецкий.
— Отчего же… сударь? — Илья невольно спародировал графскую манеру изъясняться, за что тут же получил в награду восторженные вопли кота.
— Вы, Илья Александрович, определенно нездоровы… — сварливо проскрипел Торлецкий, открывая дверцы оружейного шкафа. Холодный свет ламп отразился на полированной стали, бросив серебряный отсвет на смуглое лицо графа.
— Впрочем, — продолжил Торлецкий, — я вам объясню: если вы попадете в меня, я останусь во вполне боеспособном состоянии. Я же могу убить вас первой же пулей.
— Ах, спасибо вам, уважаемый граф, за вашу заботу! — Илья склонился в шутовском поклоне. Кот Баюн подвывал от восторга и даже как будто бы всхлипывал сквозь мерзкое мяукающее хихиканье.
— Не стоит благодарности, — бросил через плечо Торлецкий и забормотал себе под нос, разглядывая оружие: — Рапира всего одна… только дагами не дуэлируют… эспадрон один… шашка одна… сабли… хм… они разной длины… А, вот!
Он снял с крюков и торжественно продемонстрировал Илье и бледному Мите, стоящему поодаль, два длинных узких меча с узорчатыми полукруглыми гардами, похожими на корзинки:
— Это скьявоны, мечи далматских наемников-славян, служивших у италийских князей. Клинки были подарены мне господином… Впрочем, это не важно! Ну, сударь, вас устраивает мой выбор?
Илья завороженно посмотрел на тусклую холодную сталь, гулко сглотнул и с трудом вытолкнул из себя:
— Вполне… — помолчал секунду и зачем-то добавил: — Премного благодарен…
«Ты чего скис? — зашипел Баюн. — Сдрейфил, что ли? Па-адумаешь, мур-мур, скьявона! Ты вспомни, как ты Гуцула обкорнал! Разделал, как папа Карла Буратину!»
«А ты откуда знаешь про Гуцула?!» — возмутился Илья. «Дондурей! — рассмеялся кот. — Я ж у тебя в башке сижу! Тут вот все, как на полочках, — воспоминания, страхи, комплексы…»
«У-у-у-у, с-сука!» — в бессильной злобе Илья заскрипел зубами.
— Вы не хотите отказаться от поединка? — с высокомерным ехидством поинтересовался граф, запирая шкаф. Мечи он зажал под мышкой, словно трости или зонтики.
— И не надейтесь! — рявкнул Илья. Хтоническая тварь взбесила его, и сразу стало легко и понятно, что делать.
— Ну что же, тогда идемте в коридор… — скрежетнул Торлецкий и двинулся к выходу из оружейной. Митя догнал графа и что-то горячо зашептал ему. До Ильи долетело: «…нельзя… он же не в себе… как же так?… давайте простим…»
В ответ граф сказал лишь несколько слов, но Митя сразу посветлел лицом и заметно успокоился.
В темном коридоре царила тишина. Торлецкий щелкнул выключателем, и Илья прищурился — яркие галогеновые лампы били прямо в глаза.
— Прошу! — граф протянул Илье оба меча, держа их за острия. — Выбирайте, хотя это излишне, они практически идентичны…
«А что, если бы вот сейчас схватить бы оба да и изрубить бы этого козла в капусту!» — с мягкой интонацией профессионального провокатора промурчал кот Баюн. Илья обмер и, с трудом погасив в себе желание и впрямь ухватить оба меча, нахмурился. Решительно сунув левую руку за спину, он не глядя взялся правой за холодную рукоять скьявоны.
Меч оказался неожиданно тяжелым. Отойдя на несколько шагов от графа, Илья пару раз взмахнул рукой — клинок со свистом рассек воздух — и понял, что долго махать этой железкой не получится…
— Как вы заметили, сударь… — в холодном голосе графа слышался треск ледяных глыб, — мы не совсем соблюдаем дуэльный кодекс, обходясь без секундантов. Вы намерены высказать претензии на этот счет?
— Отнюдь… — Илья обругал себя за идиотское словечко, опустил меч и посмотрел на графа. — Давайте уже начнем!..
— Все же не будем уподобляться нецивилизованным варварам, Илья Александрович! — Торлецкий наклонился к Мите, коротко переговорил с ним вполголоса и закончил мысль: — Мы с Дмитрием Карловичем согласны простить вас даже без ваших извинений, если вы потрудитесь объяснить причины вашей горячности. Ведь вы скрыли кое-какие обстоятельства, не так ли?
«Это он про Баюна! — понял Илья и уже хотел крикнуть: — Да! Граф, Митя! Сам не понимаю, что на меня нашло…»
Но вместо этого он поднял скьявону в дурацком салюте и выдал чудовищную фразу из какого-то мушкетерского фильма:
— Увы, над всеми нами довлеет рок! Защищайтесь, сударь, я имею честь атаковать вас!
Митя усмехнулся и, повинуясь жесту графа, отступил вглубь коридора, встав в дверях оружейной.
О фехтовании, в отличие от стрельбы и рукопашного боя, Илья имел самые смутные познания, почерпнутые из книг Дюма, а также из отечественных и голливудских фильмов.
Напряженно покопавшись в памяти, Илья неуверенно вытянул вперед руку с мечом и встал в фехтовальную, как ему казалось, стойку — ноги чуть согнуты, правая впереди, свободная рука за спиной переломлена в локте и задрана вверх.
— Ну-ну… — покивал наблюдающий за этими воинственными приготовлениями граф.
Едва только Илья зафиксировал свою мушкетерскую стойку, как тут же понял — атаковать из нее не получится. И вообще, одно дело, когда в твоих руках легкая и гибкая шпага, и совсем другое — тяжелый меч с неудобной решетчатой корзинкой вокруг рукояти. Как им атаковать? Как вообще фехтуют мечами?
Память подсобила — откуда-то выплыло словосочетание «рубка на мечах». Стало быть, мечами рубятся. Это было уже понятно и довольно просто.
Илья занес скьявону над головой и в позе древнерусского богатыря, срубающего голову Змею Горынычу, мелкими шажками двинулся навстречу графу.
Тот по-прежнему стоял, говоря боксерским языком, в «открытой стойке», уткнув острие своего меча в каменный пол. «Вот гад, хоть бы выпад какой сделал, чтобы показать, как надо!» — с ненавистью подумал Илья.
Когда до Торлецкого осталось шагов пять, пришлось остановиться. Рубить беззащитного человека — это было как-то чересчур…
— Ну что же вы? — иронично выгнул бровь граф. — Смелее! Вы вызвали меня — так давайте дерзайте!
Тут уж Илья разозлился по полной, на весь белый свет. Лицо его налилось кровью, изо рта донесся нечленораздельный рык, и, беспорядочно размахивая мечом, Илья набросился на графа.
Голубоватый клинок скьявоны со свистом рассекал воздух, и всякий раз, когда казалось — все, вот сейчас он врубится в бессмертную плоть Торлецкого, тот умудрялся каким-то неуловимым плавным движением улизнуть от заслуженной, по мнению Ильи и кота Баюна, кары. При этом граф все так же иронично улыбался, а его меч по-прежнему смотрел своим острием в пол.
